Неподвижность матери, ее искаженное от боли лицо пугают малышку еще сильнее; она зажмуривается, рыдает навзрыд…
А потом все стихает…
Вьюга постепенно стихает, завершив свою разрушительную миссию. Над руинами дома царит зловещая тишина, которую нарушает лишь безутешный плач маленькой девочки, погребенной под обломками в объятиях своей мертвой матери.
Вскоре все погружается в безмолвие, таящее боль, отчаяние и леденящий душу холод безысходности.
Проходит двадцать лет…
Звали ее божественно красиво – Ангелина, но природа поскупилась – не одарила бедняжку привлекательной внешностью. «Точно наспех слепили», – втихую подтрунивали над невзрачной девочкой воспитательницы в приюте.
С раннего возраста малышка стеснялась своей непривлекательности, чувствовала себя затерянной в тени и уже хорошо понимала, что не вызывает восхищения у окружающих. Зеркало – этот безмолвный свидетель ее страданий! – становилось для нее мучением, отражало не то, что хотелось увидеть, а то, что причиняло душевную боль, усугубляло внутреннюю дисгармонию. Она избегала его, как больной – врача, боялась столкнуться с собственным отражением, как будто в нем таился злой дух, нашептывающий страшные слова.
Ангелина жила в мире, будто сотканном из осколков разбитого зеркала. Каждый осколок отражал ее недостатки, реальные и мнимые, многократно увеличивая их в ее глазах. Приют, казенное учреждение, призванное дарить тепло и заботу, стал для нее ареной постоянных унижений. Дети, ожесточенные и несчастные, вымещали на ней свои обиды, словно она была громоотводом для их накопившейся злости.
Особенно запомнилась ей Машка – коренастая девчонка с веснушками, рассыпавшимися по лицу, как брызги грязи. Машка и ее «свита» любили подкарауливать некрасивую девочку после уроков.
– Эй, сиротка! Где твои родители? – злорадно кричала Машка, и ее голос эхом отдавался в коридоре, заставляя Ангелину съеживаться от стыда и боли.
Однажды Машка вырвала из ее рук единственную куклу, старую и потрепанную, но бесконечно дорогую Ангелине. Кукла упала на пол, и Машка со своими подружками принялись пинать ее со всей силой, хохоча и приговаривая:
– Вот тебе подарочек! А папочка и мамочка пусть из могилы смотрят!
Ангелина стояла, оцепенев, слезы текли по ее щекам, но она не могла произнести ни слова. В тот момент ей казалось, что мир рухнул, погребая под обломками ее крошечную душу. Кукла была единственной ниточкой, связывающей ее с прошлым, с миром, где безраздельно царили любовь и забота. Теперь же эта ниточка оборвалась, оставив после себя лишь зияющую, пронзительно леденящую пустоту.