Глава 2: "Кран судьбы"
До того как Булочка Шмяк рухнула в этот мир, её жизнь была проще. Она крутила гайки на заводе, пила пиво по пятницам и мечтала задушить мужа, который вечно ныл, что она "всё время в железяках ковыряется". А потом он притащил Очаровашку – двадцатилетнюю девицу с голубыми глазами и пузом, заявив: "Ань, тебе 45, а ей 20. Она беременна, пожалей её!"
Булочка вытерла руки о спецовку и посмотрела на парочку на пороге их хрущёвки.
– Пожалеть? – фыркнула она. – Я тут гайки таскаю, а ты бельишко ей покупаешь? С тобой разведёмся, и вали к своей "девочке".
Муж развёл руками, его лысина блестела от самодовольства. Очаровашка ехидно ухмыльнулась: "Ты ему не родила, вот он и ушёл". Булочка сжала кулаки, но сдержалась.
– Уходи, – холодно бросила она и захлопнула дверь.
Потом были слёзы, пиво и развод. Муж пытался вернуться – Очаровашка оказалась капризной, а гайки крутить не умела. Но в тот вечер она снова заявилась, вопя: "Он у тебя?!" Булочка рявкнула: "Да где?!" – и шагнула к лестнице. Споткнулась. Полетела вниз. Тьма.
А теперь она тут – в теле какой-то худосочной девицы, с Чеснокием Потрохом вместо мужа и Сестрицей Слизняк вместо Очаровашки.
– Ну хоть пузо у этой не торчит, – пробормотала Булочка, оглядывая своё новое тело. Руки тонкие, как отвёртки, ноги – будто шланги высокого давления. И росту меньше. Она встала, пошатываясь, и нашла в углу комнаты молоток.
– Уже лучше, – хмыкнула она, сжимая рукоять.
Глава 3: "Молоток и амнезия"
Булочка очнулась в постели – не своей, чужой. Грудь болела, будто туда засунули болт и забыли выкрутить. Она решила, что это от падения, и пошевелила руками-ногами. Больно, но работает.
– Жива, – буркнула она, оглядываясь. Комната пустая: кровать, столик, шкаф. На столике – кружка с чаем и лимоном. Булочка схватила её, но остановилась. Чай пах горьким, как смазка для станков.
– Отравить хотят, что ли? – Она отодвинула кружку подальше.
Посмотрела на руки – тонкие, с аккуратными ногтями. Не её мозолистые лапы, гнувшие арматуру.
– Это что, я теперь инженерша из салона? – хмыкнула она. Встала, надела длинную сорочку – рюши топорщились, как сломанный вентилятор.
– Переодели меня, гады, – пробормотала она, шлёпая к зеркалу в тапочках.
В отражении – светловолосая девчонка лет двадцати, с круглым лицом и ямочками. Булочка моргнула – девица тоже.