Она шла по тропинке, пытаясь успокоить дыхание. Легкие щипало, они начинали болеть от спазмов в грудной клетке, а слезы так и подкатывали к горлу. Яра не могла найти объяснений случившемуся. Мало того, что Макс напугал ее не на шутку, так еще и сделал это совершенно без повода. Пусть ему не по душе вообще вся эта вылазка, но разве можно так срываться из-за безобидного вопроса?
Но какими бы ни были причины, Яра твердо решила не обсуждать их никогда. Не потому, что она боялась нового срыва Макса (а ведь раньше она и подумать не могла, что сможет поставить «срыв» и «Макс» в одном предложении). А потому, что эти причины вполне могли разрушить их дружеский тандем. Она знала, как это обычно случалось. Начнешь выяснять отношения и копаться в чужой голове, как человек вычеркивает тебя из своей жизни, попутно раня так, что потом жить не хочется. Она совершала эту ошибку со всеми своими бывшими, даже с Деном пару раз чуть не рассталась именно из-за своей дотошности. Она помнила, как иногда ругались мама с папой. Кажется, даже накануне пропажи и смерти отца мама, прикованная к больничной койке, умудрилась с ним повздорить. Она все спрашивала и спрашивала, стараясь выудить из него то, о чем он не хотел рассказывать. А после многие годы терзала себя чувством вины, думая, что эта ссора – последнее, что случилось между ней и ее любимым. И конечно, мама не говорила вслух, но точно мучилась, что она могла и стать причиной ухода отца.