Среди ночи в Бурмакино потеплело и начал валить снег. Мы выходили на балкон, чтобы ловить ртом снежинки. Вдруг, кто-то предложил принять снежную ванну. Все парни разделись до трусов и выбежали на улицу. После выпитого казалось, что на дворе не холодно, а даже очень приятно. Алкоголь притуплял физические ощущения и обострял фантазии. Хотелось слиться с этими снегом, с этими ночными тенями, с этими людьми вокруг и вообще со всем этим таинственным миром. Я так расчувствовался, что закричал в темноту и упал в снег. Приятели смеялись и тоже кричали от холода и прилива сил. Некоторые из них последовали моему примеру, упав на спины в ледяные перины. Затем мы бегали друг за другом в одних трусах, застревая в сугробах по пояс. Когда мы вернулись в дом, то девушки предложили нам «сыграть в бутылочку». Хозяин дачи театрально захлопал в ладоши и сказал, что мы готовы к любым безумствам…
В полуденный час на перегретом пляже сгустилась атмосфера умиротворённости и лени. Бегали только неуёмные дети и некоторые родители. Остальные безвольно лежали под зонтами и навесами с закрытыми глазами. Кто-то пытался читать, но жара брала своё, и книги постепенно выпадали из сонных рук. Карина тоже заснула, накрыв выпиравшие из цветастого купальника груди культовым романом Маркеса. Пару раз довольно низко пролетел вертолёт, на который почти никто не обратил внимания. Казалось, что море тоже стало медленнее и спокойнее от солнечного жара.
Я снова заснул, утомлённый солнцем, убаюканный морем… За это время Карина, которая очнулась раньше меня, успела искупаться и даже обсохнуть. Когда я открыл глаза, она сидела на полотенце, подогнув под себя одну ногу и курила, глядя в сторону волнорезов. Солнце слабло, а пляж всё более оживлялся. Стали прибывать любители вечернего загара и тёплой, как парное молоко, воды. Они размещались где придётся, натирали кожу спасительным кремом и просто лежали, как в солярии, не открывая зонтов и ничем более не интересуясь. Я любовался двумя складочками на животе Карины и перебирал рукой мелкую сочинскую гальку. Над нами медленно и почти бесшумно пролетел косяк серебристых чаек, искавших, как видно, богатых на рыбу мест.
Возвращаясь в отель, мы купили домашнего вина у семьи армян, которая торговала им в ларьке рядом с пляжем. Темноволосый мальчик с хитрым прищуром и смуглой, словно канифоль, кожей протянул мне полуторалитровую пластиковую бутылку и сказал, что их вино любит всё побережье. Даже мусульмане покупают их вино и шашлык из свинины. Я возразил, что мусульманам нельзя есть свинину, но маленький армянин махнул рукой и сказал: «Когда мусульмане мне так говорят, я им отвечаю, что сейчас, в жару, Аллах спит, поэтому они тоже могут немного расслабиться». Он сказал это таким серьёзным и деловитым тоном, что я не сразу понял – шутит он со мной, играя в циничного торговца, или действительно является таковым. Со временем, когда я получше присмотрелся к этому тинэйджеру, то сделал вывод, что он умеет быть разным и точно улавливает желания своих клиентов.