Данил уверенной походкой шагает по коридору, невольно предоставляя мне возможность оценить его фигуру. Мускулистые плечи, тонкая талия и красивая кривизна ног… Вдруг он оборачивается и замечает мой взгляд. Чёрт. Я делаю вид, что любовалась холодильником.
* * *
"Я жива. Один сосед вроде норм, позавтракали вместе".
Я не жду быстрого ответа. Анита наверняка ещё в постели, и не факт, что одна.
Переодеваюсь в самую позорную футболку в моём гардеробе. Делаю фотку захламленного балкона. Натягиваю резиновые перчатки и надеюсь, что они защитят меня от царапин и заноз. Разглядываю рухлядь на балконе и радуюсь двум вещам:
Я купила достаточно крепкие и большие мусорные мешки.
Моя прививка от столбняка ещё действует, и, если в меня воткнётся какой-нибудь ржавый гвоздь, я не умру.
Мне семнадцать и я разбираюсь в прививках… Да, вот такой я тревожный человек.
Собираю битый кафель в мешок. Туда же отправляется стопка наполовину размокших картонных коробок. А эти разбухшие доски когда-то были мебелью… Прощайте. Среди тряпок, картона и какого-то раскисшего коврика неожиданно откапываю тяжёлый рулон. Это линолеум, дешёвый и тонкий, но здесь он будет смотреться куда лучше, чем потрескавшаяся плитка. Оставляем.
Два мешка наполняются до краёв, и я оттаскиваю их в коридор. На улице тепло, а мне жарко, поэтому спускаюсь на улицу в чём была: в растянутой одежде и перчатках. Мешки задумали меня покалечить: один оттопырил доску и колотит меня по колену, второй решил сделаться ещё тяжелее и надорвать мне спину. Захожу за угол: здесь, по моим расчётам, стоит мусорный контейнер, но он, как мираж в пустыне, оказывается дальше, чем я думала. Ещё и мешки сопротивляются, не хотят выкидываться и всячески мне мешают. Забрасываю их в бак и, уставшая, но не сломленная, возвращаюсь домой.
В прихожей опускаюсь на банкетку, чтобы разуться, и больше не могу заставить своё тело шевелиться. Я не рассчитала сил. Вдруг дверь ванной комнаты отворяется, и передо мной предстаёт Данил. Он несёт на себе свежий аромат мужского шампуня и полотенце, опоясывающее талию и бёдра. И больше ничего. Над полотенцем виднеется расчерченный кубиками пресс. Растрёпанная, блестящая от пота, в старой одежде – сижу перед ним и заливаюсь краской. Тело тут же вспоминает, как двигаться: снимаю кроссовки и шмыгаю в комнату, не с первого раза попав ключом в замочную скважину. О боги, сцена как в дешёвых бульварных романах.