Ее молчание только раззадоривает их, и они швыряют в нее новую порцию «Скиттлз», но на этот раз, облизав эти драже, – так что теперь, попадая на ее белую блузку, они оставляют на ней липкие разноцветные следы. И это не считая тех обсосанных драже, которые застревают в ее волосах, подстриженных так, что они стоят торчком.
Когда она продолжает все так же стоять лицом к доске, наверняка стараясь сдержать слезы, Жан Люк переносится к ней – темные эльфы двигаются невероятно быстро, даже без своих магических сил – и становится прямо перед ней, корча мерзкие рожи и показывая ей средний палец.
Бо`льшая часть класса разражается смехом, хотя некоторые ученики неловко опускают глаза. Миз Агилар тотчас поворачивается, но Жан-Люк уже сидит на своем месте, невинно улыбаясь и подпирая голову рукой. И прежде чем она успевает понять, что к чему, в нее летит еще одна порция «Скиттлз». Бо`льшая их часть попадает ей в грудь, но одно драже ударяет ее прямо между глаз.
Она вскрикивает, ее грудь ходит ходуном, но она по-прежнему не произносит ни слова. Я не знаю, потому ли это, что она работает учителем недавно и еще не приобрела навыков управления классом, или же дело в том, что она просто-напросто боится заставить этих Жанов-Болванов вести себя прилично, потому что они принадлежат к самым могущественным – и опасным – мафиозным семьям в мире сверхъестественных существ. А может, ее нерешительность объясняется и тем, и другим.
В нее летят шарики из жеваной бумаги, и меня так и подмывает встать на ее защиту, как я это делаю обычно, но останавливаю себя. Ей надо научится постоять за себя и научиться быстро, иначе в этой школе ее сожрут. На этой неделе я уже трижды спасала задницу миз Агилар – и в доказательство этого могу предъявить несколько синяков. В конце концов, нельзя схлестнуться с теми, кто принадлежит ко двору темных эльфов, практикующих самую темную магию, какая только может быть, и не получить трепку. К тому же я все никак не приду в себя после того, как весь последний час отбивалась от криклеров, и не уверена, что после урока у меня хватит сил на то, чтобы схватиться с целой группой чудовищ иного рода.
Но она так ничего и не говорит, а вместо этого поворачивается обратно и снова начинает что-то писать на доске своим витиеватым почерком. Это самое худшее из всего, что она могла бы сделать, потому что Жаны-Болваны – и несколько других идиотов – воспринимают это как признак того, что сезон охоты и впрямь открыт.