И улыбка. Мальчишеская, во все тридцать два зуба. Я практически давлюсь воздухом от того, как интенсивно хочу возмутиться и оспорить его глупое предположение.
Но прежде чем я продолжу эту ни к чему хорошему не ведущую перепалку, у меня хватает сил остановиться. Прекратить этот фарс. Чтобы, наконец закончить этот бессмысленный разговор, я разворачиваюсь и быстрым шагом ухожу прочь.
Я чувствую обжигающий взгляд Дорохова на своей спине и даже заднице. Он впивается в меня иголками, задевая каждую клеточку тела.
Я жду, что он меня остановит. Может, скажет что-то еще, что меня заденет, выведет из себя.
Я не понимаю, совершенно не понимаю, как ему удается так легко выводить меня равновесия. Почему я так остро на него реагирую? Почему вместо того, чтобы отмолчаться, быть и выглядеть равнодушной, я становлюсь активным участником этих нескончаемых баталий?
Почему он такой… невыносимый? И почему я рядом с ним такая… другая?
Сердце лихорадочно стучит, норовя разорвать грудную клетку. Я сбегаю почти гордо, практически оставляя этим уходом за собой последнее слово. Это я решила, что разговор окончен. Это я оказалась умнее и закончила бессмысленный спор между нами. По крайне мере, именно так я себя успокаиваю.
Когда сзади громко хлопает дверь, отрезая меня от Дорохова, я выдыхаю.
Главное, дышать…
Вдох, выдох…
Он всего лишь… никто…
И это все… не имеет никакого значения…
Вдох свежего воздуха отрезвляет, приводит в чувство. И потихоньку сходит странный, безумный дурман, в котором я пребывала все это время, пока рядом был Дорохов.
– Карина Александровна, все хорошо?
Сема разглядывает меня с беспокойством. Я смотрю на него строгим взглядом, чтобы не расслаблялся. В конце концов, он должен был сегодня меня охранять от всех возможных опасностей, а что в итоге? Но сил на нравоучительные отповеди в любом случае не осталось, если бы честной.
– Домой, Сем, домой, – устало приговариваю, показывая всем видом, что не намерена обсуждать произошедшее.
Я бы сейчас выпила чего-нибудь покрепче. И побольше. Меня все еще потряхивает, и я не могу точно сказать почему. Я так переволновалась, хотя изначально знала, когда еще шла по коридору, что ничего мне Дорохов не сделает. Ни-че-го. Но почему же сердце так безумно и лихорадочно билось в ответ на его острые как лезвие взгляды и слова?