– Тимур, прекрати.
Я моргаю. Фокусируюсь. Опять Катя. Вырвала из моих рук полупустую бутылку виски.
– Вали-ка отсюда, – сам свой голос не узнаю, такой он хриплый и низкий.
– Дурак, – возмущенно бросает в ответ. – И никуда я не уйду, не дождешься.
Как ей объяснить, что мне все это не нужно? Забота ее глупая? Никто мне не нужен.
Я жить не хочу больше. Не знаю просто – как.
Она говорит – пройдет. Все проходит. А я не хочу, чтобы проходило. Ведь тогда я приму реальность, в которой Саши больше действительно нет. А пока… пока она живет во мне этой удушающей, разрывающей грудину болью.
– Вот, ты вновь похож на человека.
Смотрю на свое отражение. Ну да, побрился, помылся, не пил целых три дня, костюм вот напялил.
– Тимур, – тихо зовет. Я поворачиваю голову, ловлю ее взгляд. – Все будет хорошо.
Криво усмехаюсь. Тупая фраза. Ненужная. Глупая. Когда в грудь будто гранатометом засадили, и там все раскурочено, а тебе говорят – все будет хорошо. Рассмеяться хочется. Таким издевательским смехом.
Но я молчу. Просто нет сил и желания, что-то кому-то доказывать.
Неделю назад приезжал брат Саши и выбил немного дури из меня. В прямом смысле. И я чуть-чуть пришел в себя. Слегка. Настолько, что вот сейчас еду на встречу с дочерью. В ушах до сих пор звенит ядовитый голос Криса, который упрекает в слабовольности. Мила там совсем одна, не разговаривает толком, по его словам. Она ведь без матери осталась, а маленькая такая. Тяжело ей. А я, эгоист, в себе закопался.
– Убери руку, – яростно рычу, когда Кэт пытается переплести наши пальцы.
Она отшатывается, обижено поджимает губы. Я смотрю в ее глаза так, чтобы поняла, осознала. Думает, что тот тупой секс, что был между нами, что-то значит. Глаза мне ее не нравятся. Влюбленные будто, по-женски обиженные. Как вообще она ко мне так прикипеть смогла? Я вечно набуханный, только и делаю, что рычу и огрызаюсь.
Перед встречей с дочерью накрывает тревога. Как она там? Злиться на меня? Ненавидит?
– Тимур, сбрось скорость. Тимур!
Вздрагиваю, возвращаюсь в реальность. Едем сто пятьдесят на весьма оживленной трассе. Сбрасываю скорость и стараюсь привести скачущие мысли в порядок. Сложно это. Виноватым себя чувствую заочно, хотя еще в глаза дочери даже не посмотрел. Я ведь и правда не отец, а говно последнее. Вместо того, чтобы дочь поддерживать, бухал по-страшному, считая себя самым несчастным на всей этой гребаной планете.