– Крестоносцы появились именно для этого – мешать. Великий Воин призвал меня в другой мир, чтобы восстановить прежнее равновесие. Каждому действию должно быть противодействие, ибо небесные своды всегда находятся в равновесии.
– Отличное равновесие – миллион на одного и дохнуть как мухи.
Проявитель нахмурился.
– Так было у истоков мира, так есть и сейчас, – Каллахан двинулся вперед, удерживая Пламя внутри, но скоро его воли перестанет хватать, и оно убьет Инквизитора. – Глупец. Ты не изменишь предопределения Богов.
– Не удивлен, что все твои подстилки передохли по очереди, – рассмеялся Толерин. – Такого зануду еще поискать. Наверняка, они предпочли окочуриться, чем слушать твои тоскливые проповеди. Просто убийственная скука.
Теперь Каллахан стоял в полуметре от Инквизитора, и тот, не переставая улыбаться, начал медленно сползать на колени. Пламя гнуло волю и выжигало, как костер сухую щепу. Улыбка не спадала с фарфорового лица, превратившись в вымученную, выдолбленную долотом в мраморе. Он не хотел сдаваться – до самого конца.
Каллахан дал волю Пламени, не в силах больше удерживать силу. Белый огонь вырвался далеко за пределы глазниц, ослепив Инквизитора. Из его глаз хлынула кровь, он заплакал черными слезами, но не переставал улыбаться.
– Гигант у нас над головами, – прогремел Каллахан. – Назови его имя.
– Не такой уж это и секрет, – хихикнул Толерин, изнемогая от боли. Он не мог раскрыть глаз. – Крайнон. Ну что, полегчало тебе? Что ты намерен сделать? Сразиться с ним прямо сейчас?
– Слишком много ответов для такого как ты. Марбас специально призвал гиганта, чтобы вымотать меня, а тебя послал, чтобы запутать. Он выигрывает время. Для чего? Что он задумал?
– Как-то это несправедливо. Ты не ответил ни на один мой вопрос, а сам задал целых два. А как же ваша хваленая справедливость?
– Твоя бешеная кровь уже течет тебе в горло, – сказал Каллахан, глядя, как белоснежные зубы Толерана окрасились в черный. – Так ты не сможешь назвать свое имя. Сомкни губы, и не улыбайся так широко.
– Не смей мне приказывать! Мне нет смысла грустить. Жизнь она ведь… хороша. Ха.
– У всех Инквизиторов, которых я отправил в пекло была прочная уверенность, что их снова призовут из бездны. Отравлять этот мир. Ни один из двухсот еще не вернулся. Нет поводов для радости.