Я сделал паузу, давая понять, что все сказанное мной имеет значение и резонно. Ликер, который я так резко проглотил, теперь обжигал горло.
– Однако откуда ж мне знать? – пробурчал я, морщась. – Я же лишь секретарь твоей личной жизни.
Сандрина тихонько вздохнула, пожимая хрупкими плечами.
– Раз уж ты привел меня в заведение, где жнецы – частые посетители, я подумала, что ты знаешь и более глубокий ответ.
Шестеренки в моей беспросветной голове начинают вертеться, и я вспоминаю очевидное любопытство в ее глазах, когда она время от времени изучала толпу и декор между нашими разговорами. Должно быть, смышленая девчонка догадалась, что эта забегаловка популярна не только среди смертных. Но и у тех, кто их пожинает.
Я пораженно выдыхаю, кивнув.
– Смертные посетители их обычно боятся… Страх заставляет людей подчиняться им. Жнецам, я имею в виду, – констатировал я, делая глоток из своего бокала.
Все это время, внимательно наблюдаю за ней, ища хоть какие-то признаки того, что она не так наивна, как кажется.
– Страх не всегда подавляет волю… Иногда, страх, делает человека опаснее, чем что-либо другое. Не страх заставляет их подчиняться жнецам, – ответила Сандрина, поражая меня.
Сейчас она выглядела далеко не тем нежным цветком, за который я ее принимал, наслаждаясь видом и ароматом.
– А что же, по-твоему, заставляет, позволь спросить?
– Слепой трепет перед чем-то большим, необъяснимым. – заявила она, устремив взгляд на одну из эмблем жнецов над камином.
Казалось, что в ее взоре оседает сама пелена туманных земель.
– Ведь жнецы могут делать то, что смертные, к сожалению, не могут – забирать жизнь.
– Возможно… Но страх – главная движущая сила этого слепого благоговения. Мы не можем этого отрицать, – возразил я, с грохотом опуская свой бокал, что невольно заставило наш разговор прерваться.
Но тут, к моему облегчению, она заговорила снова.
– Любовь – противоядие. Любовь лечит все страхи, – прошептала девушка, и на ее губах появилась мимолетная улыбка. – Кое-кто из моих близких говорил так… Давным-давно.
Кто именно, я невольно задумался. Родители, друзья?… Столь глубокие чувства вряд ли можно было почерпнуть из чего-то другого, кроме непосредственного опыта.
– А что, если в основе этих самых страхов лежит любовь? – добавил я, не желая отпускать нить философской дискуссии, которой я так давно жаждал.