Длительные отношения с нарциссом: стратегии выживания - страница 4

Дрессировка

Примерно через год от начала знакомства в мою жизнь пришли страдания, которые были обусловлены недостатком внимания, а потом и откровенной грубостью и охлаждением. Это было сродни ломке, которую испытывает наркоман, потому что, то удовольствие, которое ты испытывал в период идеализации, когда тебя вознесли на пьедестал, а потом вдруг резко сбросили вниз, было недостижимо. Потом в моей жизни ещё были непродолжительные периоды идеализации, когда к моему мучителю возвращалось прежнее восхищение мной, я радовалась поначалу этому и считала это прорывом в наших отношениях и приписывала это достижение себе, считала, что это результат моей работы над отношениями. Мальчику стало скучно со мной, он не скрывал, что общение с друзьями доставляет больше удовольствия, чем сидение со мной дома или наши походы куда-то вдвоём. Компьютерные игры, халявный интернет на работе с вытекающим из этих развлечений, зависанием в офисе стали занимать всё больше свободного времени. Я же не могла думать ни о чём кроме него. Многие мои подруги уже обзавелись семьями, а мой брак был не похож на традиционный. Мой молодой муж приходил домой только ночевать, а иногда и вовсе не приходил, в выходные тоже собирался и уходил, ничего не объясняя. Я оказалась добровольно запертой в четырёх стенах однокомнатной съёмной квартиры. Я ждала его и лила слёзы, временами я просто выла от бессилия. Когда он приходил, я закатывала ему истерики, потом мы мирились в постели. Иногда я выгоняла его, он уходил к родителям на неделю, потом к пятнице я начинала ждать звонка, он обычно звонил, просился обратно, я разрешала. Часто он сам провоцировал наши ссоры, придираясь ко мне по самым незначительным поводам. Я тогда не понимала, что это излюбленная манипуляция нарциссов – намеренное игнорирование, и играла в его жестокие игры. Он истязал меня молчанием в течение нескольких дней, потом возвращался, как ни в чём не бывало, и я в эти моменты была на седьмом небе от счастья, сквозь тревогу я чувствовала некую уверенность, что он всё равно вернётся, и это было для меня подтверждением его любви. Периодически я сама ходила к нему в редакцию, он тогда работал в молодёжной газете, сидела там, ждала, когда он соизволит пойти домой. Мне было скучно и унизительно это сидение у него на работе, я чувствовала себя лишней на этом празднике жизни. Ещё я ревновала его к красивой девушке-студентке, которая тусовалась у них в редакции по вечерам, она была вылитая Друбич. Иногда я заставала её за компьютером моего мужа. От этого горе моё только усиливалось, в конце концов, я перестала туда ходить. Иногда я приходила на какие-то общественные мероприятия, в которых они принимали участие. Однажды я пришла на какой-то концерт на набережной. В конце меня пригласил танцевать какой-то незнакомец, я была этому рада, потому что страстно желала привлечь внимание своего мужа, я понимала, что он уже не боится меня потерять, как раньше. Парень из его команды подошёл к моему мужу и сказал: «У нас проблемы», на что он ответил: «А что? Стол украли?», они как раз грузили в машину мебель, привезённую из офиса, парень сказал: «Нет, там с твоей женой кто-то танцует». Об этом разговоре мой муж рассказал мне сам. Это не особо его взволновало, всего лишь польстило, что на меня обращают внимание, он уже был уверен в моей верности. После мероприятия они всей редакцией собрались продолжить в баре, мой муж предложил мне ехать домой. Мне было нестерпимо обидно, но я поборола порыв обидеться и уйти, и он великодушно взял меня с собой кутить. Избегание было частью дрессировки, он создавал, таким образом, мне эмоциональные качели. Я тоже тогда прибегала к манипуляциям: не отвечала на звонки, он обрывал телефон весь вечер, уходила из дома с ночёвкой к подругам, родственникам, и он не заставал меня, вернувшись с работы, однажды я не впустила его в квартиру, он долбился в дверь примерно полчаса, потом ушёл. На втором году замужества я попала в дневной стационар пограничного отделения с нервным срывом. Я тогда нашла в себе силы пойти и сдаться специалистам, потому что плакала непрерывно, на работе, дома, в общественном транспорте. Мне тогда поставили диагноз «неврастения», и это тоже было мною использовано для воздействия на него. Он тогда не ночевал дома, я его в очередной раз выгнала. Но в один из вечеров он пришёл на меня посмотреть, так он сам выразился. Я лежала и молчала, он стоял на коленях возле кровати, потом собрался и ушёл. Я тогда думала, что моя болезнь произвела на него впечатление, и он изменится. Но после выписки всё пошло своим чередом. Ожидание, слёзы, ссоры, примирения в постели. Словоблудие продолжалось, он изводил меня разговорами о вечном одиночестве, иногда спорил со мной на отвлечённые темы, я не могла противостоять, злилась, начинала плакать, он говорил, что тренирует мою выдержку в споре. Жена его друга, которая была старше нас на десять лет на несколько лет стала моим гуру, она учила меня манипулировать сексом, игрой в молчанку, ещё она говорила мне, что эти поздние приходы пора прекращать, потому что однажды ты не сможешь различить, он был на работе или с другой женщиной. От этих разговоров я сильно расстраивалась, потом я поняла, что, если я хочу и дальше быть с ним, а у меня не было сил отказаться от него, мне нужно прекратить эти сеансы «семейной терапии», тем более, что её брак тоже был далёк от идеала, с той лишь разницей, что у них был ребёнок. Вот тогда уже наметилась моя стратегия выживания, я поняла, что мне нужно как-то научиться жить с этим человеком, который вряд ли изменится, минимизировав мои страдания. Иногда меня посещали мысли, о том, что надо расстаться, но я не могла этого сделать, так как я уже зависела от него. И к тому же на мою зарплату бюджетника без жилья я бы не выжила. Наверное, я могла бы порвать с ним, если бы перешла в другую постель, но меня никто не интересовал кроме него, да и не было у меня никакой возможности с кем-либо познакомиться, потому что кроме работы и ожидания мужа дома в моей жизни ничего не было тогда. После наших ссор, спровоцированных его приступами гнева или невниманием, он обычно уходил из дома на несколько дней. И тогда я нашла способ бороться со своим невыносимым горем: поплакав примерно час, я начинала убираться в квартире, и это помогало. Мне действительно становилось легче, во-первых, я уставала и переключалась, во-вторых, меня радовал результат, я была очень чувствительна к комфорту, но мыть полы не любила, а так появлялся стимул навести чистоту. Это была моя первая маленькая стратегия выживания, и она была конструктивной. Намеренные разлуки были частью его игры, на которую я согласилась. У меня был длинный отпуск в связи с вредными условиями труда, весь отпуск я должна была отбывать словно какую-то повинность у матери, потому что она считала, что в это время я безраздельно принадлежу ей. Мой молодой муж не скрывал радости в преддверии моего отъезда, поначалу это было очень обидно, но со временем я проглотила и эту обиду. Ни о каком совместном отпуске и речи быть не могло, он считал, что это его заслуженная свобода. Я почему-то не беспокоилась о том, что он мне изменяет во время моего отсутствия, и у меня не было стремления караулить его. Видимо, так я пыталась демонстрировать некоторую свою независимость. Тогда в лексиконе моего мужа появилась фраза: «Выгони меня домой!», это произошло тогда, когда я поняла и озвучила ему, что он намеренно провоцирует меня на ссору, когда хочет побыть один в родительской квартире. Так появилась ещё одна игра под названием: «Выгони меня домой!».