Особенно в случае Макса и его места работы в Германии.
– Катья, что они говорят? – нахмурился Макс, выходя из себя.
Если бы эти двое начали буянить, Нойманну бы пришлось вступиться. Макс никому не позволит обидеть Катю – он это четко понимал.
– Они, вроде, извиняются, – ответила Катя, – пойдем отсюда. Я не хочу находиться здесь.
Макс вновь перевел взгляд на этих двоих и произнес на своем языке несколько простых предложений. Может быть, они знают немецкий? Мужчина предпочел не молчать, однако его тело в случае чего было готово к ответной реакции, и, к счастью, оба разгильдяя заметили это. Ощутили, что лучше не связываться с иностранцем, и через несколько секунд их и след пропал.
Макс не понял, что произошло. Пока Катя не сказала правду.
Все оставшееся время она выглядела подавленной. Катя с Максом двигались к выходу из парка, больше кататься на аттракционах никому из них не хотелось, хотя один билет был куплен. Когда они сели в такси, Катя стала нервно теребить ткань платья, и от взгляда Нойманна не укрылось состояние Морозовой.
Не сразу, но Макс понял в чем было дело:
– Что они сказали тебе, Катья?
Катя покачала головой и не произнесла ни слова. Ей было не по себе от слов, что сказали подростки в ее адрес. Это было ужасно.
Нойманн ощутимо сжал руку Кати, привлекая к себе внимание:
– Ты обидишь меня, не сказав правду. Я хочу знать, где я допустил ошибку и нужно ли было заставлять их извиняться!
– А они и извинились, увидев тебя, Максимилиан. Обидели, но извинились. Спасибо тебе, – Катя посмотрела в голубые глаза Нойманна, а затем отвернулась.
– Что они тебе сказали? – настойчиво повторил вопрос Нойманн, предчувствуя неладное, – ладно, тогда по-другому спрошу. Это связано с тем, что я немец?
– Связано, – ответила Катя, хотя у самой ком в горле стоял, – но это не стоило того, чтобы связываться с нашей полицией, поверь мне.
Макс резко замолчал. Он все понял, а затем отчитал ее за то, что укрыла от него правду, и произнес:
– Такие слова позволяли себе немногие. В те годы так, не разбираясь ни в чем, люди прозывали девушек, так или иначе связанных с немцами во времена войны. Даже если это не девушка, а немец проявил симпатию – было неважно. Это уже считалось клеймом. Сейчас же такие слова – признак недалекости, максимализма и ужасной глупости.