– Катенька, миленькая, – показался рядом Василий Геннадьевич, выходя из охранного помещения, – ваш отец направляется сюда, не будите вулкан остывший. Останьтесь, послушайтесь родителей, и потом я отвезу вас домой.
Не прошло и пяти минут знакомства, как ее отрезали от мира сего.
Оторвали!
Привыкать к такому Катя была не готова.
– Дочь! – оборвал диалог Алексей Морозов, встречая званых гостей, – прошу в дом, Андрей, – поприветствовал он Киселева-старшего, – Вадим, я поговорю с дочерью. Оставьте нас на несколько минут.
Гости ушли, и Геннадий Васильевич испарился, понимая, что в этой ситуации он бессилен. Катя осталась с «вулканом остывшим» – с отцом. Цепкие глаза Алексея Морозова тут же нашли взволнованную до предела дочь.
– В моих руках – вся твоя жизнь и ее успех, Катя. Если ты будешь сопротивляться моему решению и продолжать показывать себя в свете непослушной девушки, то я превращу твою жизнь в ад. Ты не сможешь продолжать учиться, жить в квартире своей бабки и не сможешь найти работу. Даже санитаркой не устроишься! И масштаб этой трагедии – не город, – замолчал отец, оглушая бедную Катю своей яростью, – а вся Россия. Ты знаешь, на что способны связи, Катя. Ты знаешь.
Катя не заметила, как отец подтолкнул дочь к дому и «заботливо» открыл перед нею дверь. Она не заметила, как сняла пальто, как разулась и как оказалась в гостиной, где был накрыт шикарный стол. Она сидела напротив сына Киселева, но замечала только равнодушный взгляд своего старшего брата.
Равнодушие – вот, что царило в этом доме.
И казалось, что только Киселеву Вадиму до бледной девушки было дело. Кажется, она ему понравилась. Так сказала мама с добродушной улыбкой:
– Кажется, наша девочка запала Вадиму прямо в душу. Вот он – восхищенный мужской взгляд, его из тысячи узнать можно. Так ведь, Катя?
Катя отрешенно смотрела в свою тарелку и изредка попивала сок. Что за бред мама несла? Едва ли Виктория посмотрела бы в сторону этого Киселева, не будь карманы его отца набиты деньгами.
– Красотой она, и правда, пошла в вас, Виктория, – ровно произнес Андрей Киселев, – а гордостью в отца.
Отец поспешил вставить свои дорогие пять копеек:
– Какая гордость, Андрей! Это лишь переходный возраст, и абсолютно нет поводов для волнения, я вас уверяю.
– Пусть и гордость, зато изюминка! – восхищенно произнесла Виктория, скользнув взглядом по дочери, – в нас, женщинах, всегда должна быть изюминка…