– Да что тут говорить! – всплеснула руками Зинаида. – Нашатырь надо! Или скорую вызывать.
– Скорую вызывать резону нет, – скривился Митрич.
– Почему? – полюбопытствовал я.
– Да пока доедет, председатель окочурится, – доверительно пояснил мужичок.
– Дурак, ну, как есть дурак, – покачала головой бабка Степанида, аккуратно вытерла кончиком белого платка уголки губ, сурово сдвинула брови и приказала. – А ну-ка, Михална, хватит мямлить. Сынок, – обратилась ко мне. – Глянь-кось на кухне в ведёрке, вода стоит, али нет?
Два шага, и я уже в так называемой кухне. Оглядел нехитрые пожитки и обнаружил эмалированное ведро на печке. В нём действительно оказалась вода, и даже ковшик свисал с железного бока. Набрав немного, вернулся к честной компании.
– И зачем тебе вода? – проворчал Митрич. – Чай, не ведьма деревенская, заговоров не знаешь.
– Тьфу на тебя, дурак старый! У-у-у, так бы и дала в лоб!
Степанида закатила глаза, приняла из моих рук ковшик, набрала в рот воды. Щёки у старушки раздулись, я едва сдержался, чтобы не улыбнуться. До того боевая бабулька стала поводить на хомяка. Боевой такой худощавый хомяк.
Недолго думая, старушка подскочила к неподвижному председателю и фыркнула водой прямо ему в лицо.
– Степанида Фёдоровна! – ахнула фельдшерица.
– Ай, молодца! – задорно выкрикнул Митрич. – Ну, Степанида, ну огонь-баба!
– Тьфу на тебя, конь плешивый, – вернула комплимент бабулька.
– Пампушечка моя, дождик пошёл, бельё занести бы… – забормотал Иван Лукич, утёрся ладонью и попытался перевернуться на бок.
– Это он кого пампушечкой обозвал? – оживлённо воскликнула Степанида. – Люську свою, что ли?
– Так она ж вобла воблой, – поддержала Зиночка.
– Корма у неё что надо, да и спереди порядок, – хохотнул Митрич.
– Корма? Что корма? Помокли? Сгорели?
Иван Лукич подскочил в гробу, как подорванный. Попытался подняться, но у него не получилось. Председатель с размаху завалился на спину и замер, таращась в потолок.
– Что со мной, Люсенька? – простонал Звениконь голосом смертельно больного человека. – Что-то нехорошо мне, голова кружится и общее недомогание…
– Какая я тебе Люсенька? – передразнила Степанида. – Глаза разуй-то! Да и не дома ты!
– Степанида Фёдоровна? – слабо удивился Иван Лукич. – Вы как здесь? А я где? – заволновался председатель, приподнялся в гробу и тут сообразил, где он лежит.