– Я тогда пойду, если не возражаете. У меня пила сломалась, пришлось работу прервать.
– Разумеется, – непринужденно сказал Брандер, осознавший наконец, отчего Дженни не желала вдаваться в подробности. Он предпочел бы, чтобы у той не хватило храбрости ничего не скрывать. – Итак, миссис Герхардт, – обратился он к неподвижно сидевшей матери, – я хочу сказать, что вам не следует глядеть на меня как на чужого. Соответственно, я хотел бы, чтобы вы информировали меня о состоянии ваших дел. Дженни от этого иной раз уклоняется.
Дженни скромно улыбнулась. Миссис Герхардт лишь всплеснула руками.
Они побеседовали еще несколько минут, после чего сенатор сказал:
– Пусть ваш муж в понедельник зайдет ко мне в отель. Я хотел бы кое-что для него сделать.
– Спасибо, – пробормотала она.
– Не буду более вас задерживать, – добавил он, – но не забудьте передать ему, чтобы приходил.
– Он обязательно придет.
Сенатор поднялся на ноги и, поправляя перчатку на одной руке, другую протянул Дженни.
– Вот ваше величайшее сокровище, миссис Герхардт, – сказал он. – И я намерен его у вас забрать.
– Не уверена, – ответила мать, – готова ли я с ней расстаться.
– Что ж, – сказал сенатор, шагая к двери и протягивая руку миссис Герхардт, – всего вам доброго.
Кивнув, он вышел наружу, где с полдюжины соседей, заметивших его приход, наблюдали за этим поразительным зрелищем из-за штор и полуприкрытых ставней.
– Кто бы это мог быть? – вопрошал при этом каждый из них.
– Посмотри, что он мне дал, – сказала дочери ничего не понимающая мать, как только сенатор закрыл за собой дверь.
Это была десятидолларовая купюра. Сенатор вложил ее в руку миссис Герхардт при прощании.
Оказавшись волею обстоятельств столь многим обязанной сенатору, Дженни естественным образом стала очень благожелательно судить о любых его поступках, как прошлых, так и нынешних. Новые благодеяния тому лишь способствовали. Сенатор дал ее отцу письмо к местному фабриканту, который позаботился, чтобы тот получил работу. Сказать по правде, в ней не было ничего выдающегося, всего лишь пост ночного сторожа, но последствия тому были самые существенные. К ним в числе прочего относилась чрезвычайная благодарность Герхардта, который теперь ожидал от сенатора лишь дальнейших благодеяний.
Другим фактором полезного влияния оказались подарки, переданные через дочь матери. В одном случае это было платье, в другом – платок. Подарки делались из чувств, в которых смешались благотворительность и довольство собой, но для миссис Герхардт все затмевал один-единственный мотив. Сенатор Брандер оказался так добросердечен!