Еще в ноябре 1941-го года, когда Василий увез Варвару с Машей в больницу, он через день ушел в ополчение. А в дождливый день начала лета 1945-го года Варвара встречала его на перроне Белорусского вокзала. Это был уставший и постаревший солдат с двумя Орденами Славы и двумя медалями – «За оборону Москвы» и «За взятие Берлина». Они плакали, и даже по щекам маленького Ванечки текли то ли дождинки, то ли слезинки. А во дворе их дома так и стояла та старая лагерная тачка. Она стала предметом дворовых детских игр, так же, как и дырявое колесо от черного «воронка».
* * *
Да и тот серебряный шекель на самом деле никуда не делся. Все эти годы Варвара его хранила. Она была уверена, что этот металл связан с чем-то сокровенным и глубинным, спрятанным внутри нас. И это что-то при определенных условиях может раскрываться, а потом снова прятаться. Ее брат Ваня навоевал уже много звезд, и серебряных, и золотых, и обещал приехать погостить. Голуби опять ворковали под их окошком, а счастье – оно лишь с теми, кто нашел Царствие небесное внутри себя.
* * *
А вот тут уже свое серебро, столовое. В начале 50-х гг. XX века в СССР начался массовый выпуск изделий из столового серебра.
Изготавливали их методом штамповки, но это продолжалось недолго. Государство стало придерживать драгметаллы, и производители оставались без сырья. А то, что уже было изготовлено, быстро раскупалось населением, так как других способов вложения денег для сохранения их покупательской способности просто не было. Серебро стало кладом в каждой советской семье. Такой вот вклад появился и у них, где-то году в 1962-м, в виде набора из ложек и вилок в коробке с красным тряпочным подбоем. Их хранили в шкафчиках со стеклом, которые почему-то звали по-старушечьи «сервантом».
Ваня сам не видел, чтобы этими приборами кто-то пользовался, но держали их на виду, как признак того, что жизнь состоялась. Серебро опять вступало в показную игру с людьми. Теперь уже можно было присматриваться, у кого что есть, можно было хвастаться, можно было завидовать, а можно было доносить. Появился такой надуманный статус, но в их доме статус был так себе: отец слесарил то там, то тут, его хвалили, но долго на работе не держали из-за большого пристрастия к спиртосодержащим продуктам. Увольняли его всегда долго по причине того, что пытались воспитывать, как-никак он все же был членом партии. Трезвый он был добрый и покладистый, все мастерил чего-то на дому, но, когда напивался, а было это часто, становился жутким матерщинником и ревнителем правды, ему, наверное, только понятной.