– Ах, ты мой персик!
– Не лезь ко мне, лесбиянка окаян… Как ты смеешь?! – с отвращением верещит соседка.
Фагот срывается со стены, но, как я ни уворачиваюсь, по голове он бьет все же именно меня.
И я теряю сознание…
Прихожу в себя от ударов молота, колотящего в голове, и, не успев открыть глаза, понимаю, что это не молот, а шаги тех, кто несет меня куда-то вниз, кажется, на носилках.
– Классная телочка, – слышу чей-то голос.
И тут я вспоминаю все, что произошло…
Когда грузчики затащили на третий этаж мой скудный скарб и, получив от меня обещанные пятьдесят штук, укатили на своем грузовике, ко мне подошел невысокий мужчина лет шестидесяти и спросил:
– Новосел?
– Так точно, – ответил я.
– А я дворник, дядя Саша, – представился он, – если надо чего, все ко мне идут.
– И меня Сашей зовут, – я протянул ему руку.
– Тезка, значит, – он как будто обрадовался, но взгляд не изменился.
– Значит, если что, заходи, – добавил он, немного помолчав, – замок врезать или кран починить. Я в третьем подъезде живу, первая дверь налево.
Он пристально посмотрел на меня; у него были глаза человека, имевшего большой жизненный опыт и повидавшего на своем веку очень многое, гораздо больше того, что видели простые, непьющие, люди. Он переминался с ноги на ногу, как будто хотел спросить еще о чем-то очень личном, но не знал, как начать, чтобы не показаться нескромным. «Наверно, на водку попросит; скажу ему, что на свои пить нужно!» – подумал я.
– В пятьдесят четвертую въехал? – выдавил наконец-то дядя Саша с явным облегчением, словно это и был тот самый каверзный вопрос, требующий особенной деликатности.
– Точно.
– Скоро съедешь, – обреченно произнес дворник.
– Это еще почему? – удивился я.
– Хреновая квартира. Вернее, соседи твои хреновые. Будто нечистые какие-то. До тебя сколько народу в нее ни въезжало, всех после первой ночи словно подменяли. Люди делались чумными и больше уж в этой квартире не оставались. Ночевали у родни, у знакомых – кто где. И всеми правдами-неправдами с этой квартиры съезжали. А последний только вселился, так к утру и помер. А хороший был мужик! Хороший! Вот не про каждого так скажу, а про него скажу, хороший был мужик! Мы с ним целый вечер прогутарили, горилку мою пили, а на следующий день – нет человека. Так эти Воронковы одни в этой квартире с тех пор и живут.