– Поехали! – зло рычит Ники, вылетая из дома и хлопая дверью.
Судя по всему, разговор с отцом не удался.
Мы приезжаем в клуб аккурат к открытию, и Ники на выходе выдают гостевой браслет. Это для новичков, впервые переступивших порог. Телефоны мы сдаем сразу, таковы единые правила для всех, сам Роб их устанавливал. Мы проходим в основной зал, и тут на Ники нападает ступор. Это нормально, здесь либо ступор, либо истерический ржач, и я рада, что у нее первое.
– Охренеть, – выдает она.
Для той, кто ни разу не видел Андреевский крест вживую, не слышал свист плети, рассекающей кожу, не видел сидящих у ног мужчин женщин в ошейниках, а у ног женщин – мужиков с зажимами на сосках и законсервированными в пояс верности членами, она отлично держится. Мы живем в таком веке, когда всем нам доступно все и сразу, но одно дело – фото, видео и влажные фантазии, совсем другое – реальность.
Клуб Роба – тоже элитный, сюда просто так не попасть. Здесь все очень на богатом, контингент соответствующий, так что за нее я не беспокоюсь. В отличие от отца.
– Э-э-э… и что мне тут делать? – спрашивает Ники. – Когда ты… ну… э…
Вообще-то она за словом в карман не лезет, но сейчас, видимо, слова у нее кончились.
– Наслаждайся. Наблюдай. Тебе понравится.
У меня в крови уже бурлит адреналин, и будь я проклята, если мне это не поможет забыть гребаного Шмелёва.
Пока я думаю про Шмелёва, на горизонте нарисовывается Роб. В нем под два метра роста, темноволосый, со стильной бородкой, в черной рубашке, жилете и брюках, в отполированных ботинках, он медленно идет к нам, и на него смотрят все. Все без преувеличения.
– Ты ебнутая, Ди, – снова выдает Ники. Но я вижу, что у нее тоже отвисла челюсть.
Нормальная реакция на того, кто вот-вот подойдет к нам.
– Ты сегодня это уже говорила.
Я знаю, что я ебнутая, но когда Роб приближается и командует:
– На колени, – весь остальной мир перестает для меня существовать.
И пустота отступает. Заполняясь бурлящим в крови адреналином и его почти что нежным прикосновением, когда на моей шее защелкивается ошейник.
Ники
Ди ненормальная, я всегда это знала. Наверное, вот эта вот ненормальность меня в ней и привлекла изначально. Потом мы обе сошлись на ненависти к отцам. Хотя моя, конечно – это десятая доля ее. То, что происходит у нас в семье, не сравнить с тем, что происходит в ее, но я туда не лезу. Так же, как и она не лезет ко мне. Я ее очень люблю и ценю в том числе и за это, потому что спасателей в моей жизни было воз и маленькая тележка. Спасателей, психологов, желающих меня полечить – в прямом и переносном смысле, и только Ди никогда не наседала со своим желанием помочь или расспросами. Она четко знает, когда можно, когда нельзя, ее все считают девочкой без тормозов, но у нее с тормозами как раз все отлично.