– Позиция василевса какая? – спросил я.
Это очень важно. Может быть так, что император против всех начинаний этих «синих», и тогда я могу стать тем, кого просто подставляют под удар. Понятно, что Братство считают разменной монетой в большой игре, ноне всегда нужно отказываться от такой роли. Ведь важен еще курс размена.
– Колеблется, – сказал Геркул, а Никифор с неудовлетворением на него посмотрел. – Он хочет избавиться, но связан договорами, обещаниями. А вот, если народ, жители Константинополя и других городов…
Пару очков в карму Геркулу, что все-таки сдает инсайдерскую информацию. Вероятно, он все же играет на моей стороне.
– И вы хотите создать общественное мнение? – догадался я. – Помочь сформировать свою позицию императору, чтобы он решился на поступок?
Переговорщики стали пересматриваться друг с другом.
– Я говорил, что он мудр и смотрит на многие вещи не как варвар, – с нотками торжества в голосе сказал армянин.
– Что я с этого имею и какие гарантии того, что мои люди не станут единственными, кто будет участвовать в погромах? – задал я очередной вопрос, повергая всех в состояние удивления и задумчивости.
Составлять общую картину из разрозненных данных, собранных во многих источниках, – это та способность, без которой офицером во всех смысловых понятиях этого слова не стать. Я, смею надеяться, был в иной жизни офицером. В любом случае, думать умею.
Евнух Андроник говорил о настроениях в Константинополе. Тут все очень сложно, но наметилась тенденция объединения общин против единого врага. Венецианцы перехватывают торговые пути, устанавливают цены в Великом городе, как и в других городах империи. Понятно, что цены высокие. Они стали кем-то, кем стали евреи для европейского общества в девятнадцатом и в начале двадцатого века. Их ненавидят, пусть ненависть зиждется на пустоте и домыслах. Если в акведуке нет воды, значит, выпили… венецианцы. Если в акведуке есть вода, значит… венецианец помочился туда. Вот, примерно, как относится толпа к этим купцам.
Европейцев в городе не просто много, их очень много. Более шестидесяти тысяч человек. Почти так же, как в самой Венеции. И это не только и не столько ремесленники, нет, это – военные, торговцы, ростовщики, чиновники венецианской республики. Уже вся торговля под Венецией, все порты под ними. Греки, армяне, еще сто лет назад богатевшие на торговых операциях, сейчас не имеют с этого ничего.