– Я люблю рыцарские турниры. После свадьбы, обязательно устрою. Нужно будет разослать приглашения славным европейским рыцарям, – говорил василевс, будто отрешенно, а после он повернулся ко мне и серьезно, почти шепотом, сказал. – Не так давно ты спрашивал знакомых тебе людей, как я отношусь к некоторым событиям в Константинополе, что уже были и что будут… Я знаю все и обо всех, не сомневайся, воевода!
Это был не намек, это прямое доказательство тому, что Мануил знает о готовящемся погроме венецианцев. Хочет, наверняка, оставаться несколько в стороне, чтобы иметь возможность отыграть назад, если что-то пойдет не так, но именно император стоит на острие ножа, который должен поразить засилье Венеции в империи.
Что ж… я уже дал свое согласие, уже отправлены через Венгрию люди, которые должны в самые сжатые сроки доставить сведения моим людям. Через два месяца я рассчитываю, что войско Братства будет на подходе к границам империи. Если большой обоз не брать, а пехотусадить на телеги, что и предписано в бумагах, что я послал Никифору, можно вполне быстро добраться до империи.
– Скажи, Иван, – теперь Мануил развернулся уже к послу. – А ты послал к своему правителю просьбу, чтобы он прислал мне пять сотен воинов, как и лучших своих рыцарей для участия в турнире?
– Да, василевс. Корабли с грамотами уже ушли. Там лучшие гребцы, они быстро достигнут Киева, – отвечал Иван Гривень.
Я задумался, как это корабли прибудут к Киев, если еще месяца полтора, если не два, Днепр будет покрыт льдом. Но это вопросы уже посла, пусть думает. Я же рассчитываю на сухопутные пути через Галич на Венгрию.
– Я слышал, что ты даровал много даров патриарху Косме? – вновь обратился ко мне император.
Тон василевса звучал несколько угрожающе. И я понимал почему. Император крайне недоволен патриархом Космой II Аттиком. Дело в том, что глава православной церкви принимал у себя в доме еретика и бунтаря Нифона, сидел с ним за одним столом, а еще Косма сам же об этом факте рассказал общественности. Это был вызов. Нифон – еретик, был таковым признан официально. Так что патриарх, можно сказать, идет против самого императора, пусть прямо об этом и не заявляет.
– Василевс, я даровал не Косме, а храму нашей общей, христианской, святыни – Софийскому собору. А что до патриарха… Прости за дерзость, великий правитель, но я не вижу в патриархе той силы и святости, которые дарует Господь своим ставленникам на Земле. В тебе ее больше, – сказал я и состроил такую огорченную, смиренную мину на лице, что Мануил не мог не проникнуться.