Казалось, он взвесил шансы на то, что я сумасшедший или идиот, и пожал, наконец, плечами.
– Если Вы не привыкли к лошадям, Вам придётся очень быстро научиться, – произнёс лейтенант.
Он вывел меня к фасаду дома, где вокруг дюжины лошадей сосредоточенно трудились шестеро мужчин, освещённые лунным светом.
– Парни, возможно, вам придётся привязать его, – крикнул им лейтенант, – иначе он упадёт!
Раздалось несколько смешков, и один из мужчин помог мне взобраться на лошадь, излучая при этом немое удовольствие от моей неуклюжести. Я робко сидел на животном, чувствуя себя крайне неловко: мой конь, в свою очередь, встревожился и возмутился. «Госпожа Жаклин» появилась более чем через десять минут, ведя лошадь с дамским седлом и одетая в нечто вроде разделённой юбки. Мэри, пошатываясь, шла рядом с ней с двумя объёмистыми сумками, и после жаркого спора с лейтенантом их прикрепили на седле другой лошади без всадника.
Убитых и двух тяжелораненых оставили, в надежде на милосердие Союза, а у двух других всадников из самодельных повязок сочилась кровь. Мы двинулись быстрой рысью по широкой грунтовой дороге, ведущей от фасада дома. Я был благодарен, что не ехали быстрее, но меня ужасало неприличное подпрыгивание, которое, как оказалось, создавал этот безобидный темп. К моему негодованию, это происходило только со мной. Лейтенант попятился, с притворным изумлением оценивая мой спектакль.
– Что ж, это единственное, о чём Вы не соврали, – хохотнул он, – Вы точно никогда раньше не ездили верхом!
Я заметил ответные ухмылки расплывчатых людей вокруг, показалось даже, что уловил вспышку веселья в глазах Жаклин. Но неспособность к верховой езде вскоре вывела меня за рамки обычного унижения. Всё перешло в острый дискомфорт и вскоре превратилось в нечто вроде чистой пытки. Мы свернули на развилку и шли по ней минут двадцать, после чего, к моему великому облегчению, двинулись пешим шагом через сельский ландшафт. Это было всё также неприятно, но гораздо терпимее, и мы неуклонно ехали через пологие холмы и открытую местность, поросшую лесом. Время медленно тянулось в нереальной процессии мучительной скуки: долгим сном наяву о лунном свете и тени. Казалось, это продолжалось целую вечность, прежде чем лейтенант приказал остановиться.
– Немного перекусим и поспим до рассвета, – пробормотал он.