И есть, наконец, игра незаинтересованная, которую Иммануил Кант объявил сущностью искусства, – «целесообразность без цели», перекладывание вещей в красивом или забавном порядке, чтобы порадоваться результату, будь он даже никому не нужен. И без этого Маяковский тоже не проводил ни пятиминутки. Его вещами были слова. Из слов получались стихи. В теории Маяковский отрицал бесцельную поэзию, но даже «социальный заказ» не мог быть выполнен без постоянных бесцельных с виду (или не только с виду) тренировок.
Он брал слово в раскаленном докрасна состоянии и, не дав ему застыть, тут же делал из него поэтическую заготовку. Он всегда в этой области что-нибудь планировал, накапливал, распределял. Для постороннего все это казалось, может быть, и ненужным, но человек, понимающий, что к чему, сближал эту его работу с ежедневными упражнениями пианиста в своем ремесле.
Пётр Незнамов
И. Е. Репин и К. И. Чуковский. Шарж. 1915
Вообще-то начинал Маяковский с рисунков. Его рука так же, как и голова, постоянно была готова выдать экспромт. Еще студентом художественного училища, ухаживая за Верой Шехтель, Маяковский постоянно рисовал жирафов, под которыми подразумевал самого себя. Сохранилось таких набросков, к сожалению, немного. Все рисунки делались по какому-нибудь поводу, но мы этих поводов не знаем. Только про один Вера Федоровна потом вспоминала: «У Маяковского болели зубы – рисовался „рвач“ (так он звал зубных врачей), дергающий жирафу зуб».
И. Е. Репин. Шарж. 1915
За разговором Маяковский набрасывал портреты собеседников на чем придется – хоть на ресторанных салфетках. Маяковский был хорошим портретистом, но не писал портретов маслом, требующих многих сеансов: все его портреты – экспромты, иногда обычные, иногда шаржированные. Великий художник Илья Ефимович Репин мог превратиться в чертика, а мог выглядеть добрым дедушкой (на фотографиях он таким не получался).
Но игра в рисование не стала для Маяковского важным делом. «Окна РОСТА», рекламные плакаты – всем этим он занимался с охотой, это тоже было нужно для переделки мира, но лишь в малой степени являлось игрой. С другой стороны, рисовальные экспромты тоже продолжались. Почти при каждом письме или записке к Лиле Брик поэт изображал себя в виде стилизованного щенка (Щена). Рисунок выражал чувства Маяковского в этот момент. Лиля Юрьевна потом издала их со своими комментариями отдельной книжкой. Наконец, для Татьяны Яковлевой Маяковский в честь своей старой клички рисовал волов. Создавались быстрые игровые рисунки и по другим поводам, но на фоне игры и работы словесной все это отошло на второй план. К тому же рисовать можно не всегда: нужно, по крайней мере, что-то рисующее и хоть какая-то бумага.