МВ:
Что тоже моему поколению прекрасно знакомо. У нас тоже много у кого были старые квартиры, но мало у кого были «старые деньги»: серьезные фамильные состояния сложились позже.
ГС:
Но тогда сыновья куда больше финансово зависели от отца. И Пушкин, будучи взрослым, но молодым еще человеком, не мог добиться денежной помощи от Сергея Львовича. Как вспоминает Вяземский, он был очень скуп на себя и на всех домашних: сын его Лев за обедом разбил рюмку, отец вспылил и целый обед проворчал.
МВ:
Ну, это говорит скорее не о скупости, а просто о дурном характере и распущенности. Человек не привык держать себя в руках. Что тоже не с хорошей стороны о нем говорит. Надо сказать прямо: с родителями Пушкину не повезло. Хотя – ну как «не повезло»? Такое двойственное отношение тоже характерно для той среды, в которой Пушкин родился, для этого круга нечиновных московских интеллектуалов из старых, но не титулованных семей; это не круг графов и великих князей.
Пушкин до конца жизни сам подчеркивал это сходство-различие. Отправляя уже в 1836 году ледяное письмо с явным прицелом на дуэль князю Николаю Григорьевичу Репнину-Волконскому, он не забывает отметить: «Лучше нежели кто-либо я знаю расстояние, отделяющие меня от вас; но вы не только знатный вельможа, но и представитель нашего древнего и подлинного дворянства, к которому и я принадлежу…» (Т. 10. С. 864)
Сергей Львович был истинным представителем «подлинного дворянства». Он собрал огромную библиотеку, был хорошо образован, болтал на разных языках и охотно цитировал разных авторов, обожал поэтические и театральные экспромты, при этом действительно мог весь вечер портить всем жизнь из-за разбитой рюмки. И если мы посмотрим на все дальнейшее творчество Пушкина, не говоря уж про его личную жизнь, мы нигде не найдем выражений любви, обращенной к отцу. У него нет стихов, обращенных к родителям. Самое главное хорошее, что его отец и дядя Василий Львович сделали, – отдали его в Лицей. За это им, что называется, многое зачтется.
ГС:
У него фактически нет воспоминаний о детстве. У Лермонтова есть (в поэзии), у Толстого есть, а Пушкин – это человек без детства.
МВ:
Да, оно начинается с Лицея. И такой культ Лицея – я бы сказал, гипертрофированный («отечество нам Царское Село»), с одной стороны, хорошо говорит о Лицее, с другой – плохо говорит о семье Пушкиных.