Мы начали дружить, и хотя остальные с ней тоже не общались, нам хватало друг друга. Позже к нам присоединился Артур – тоже высокий мальчик, и так у нас сложилась своя маленькая компания «больших людей».
Несмотря на это, Юля, которая мне с самого начала нравилась (мне импонировало, что она тоже высокая), так и сохраняла ко мне враждебный настрой. Она ни разу не попыталась наладить со мной контакт и продолжала держаться на стороне Карины.
Ближе к четвёртому классу ситуация начала ослабевать. В то время появился «Гарри Поттер», и у меня сильно упало зрение – мне прописали очки и пересадили вперёд, на первую или вторую парту. Там уже нельзя было оставить ученика сидеть в одиночестве, ведь это выглядело бы слишком очевидно, и учителя могли бы начать разбираться. Возможно, Карина не хотела допускать такого внимания со стороны взрослых, и поэтому вокруг меня оказались другие одноклассники.
Среди них был Болат и Тимур. Он много шутил с друзьями, а я, сидя рядом, слышала их разговоры и начала смеяться над их шутками. Им это понравилось, и они стали намеренно шутить больше и громче, чтобы вызвать у меня смех. В какой-то момент я смеялась настолько заразительно, что даже классная руководительница начала меня одёргивать – мол, как это так, тихая и незаметная девочка вдруг превратилась в ту, кто срывает урок.
Тимуру и его друзьям это, видимо, понравилось ещё больше. Мы начали дружить и в шутку называли себя Гарри, Рон и Гермиона. Так у меня появились новые друзья, и к концу четвёртого класса я уже не ощущала себя полной изгоем.
Конечно, те, кто был особенно близок с Кариной, продолжали меня сторониться, а сама Карина иногда бросала подозрительные взгляды. Полностью её влияние не исчезло, но жизнь в классе определённо стала легче.
Помню, к нам в каком-то, наверное, четвёртом классе пришёл мальчик. Он плохо знал русский, больше говорил на казахском. Я заметила, как травля постепенно начинает перекочёвывать к нему, потому что он выделялся уже сильнее, чем я. Я не знаю, чем я так сильно выделялась во втором классе, что Карине удалось уговорить остальных меня игнорировать, но этот мальчик отличался сильнее – он не мог нормально общаться с одноклассниками, ведь мало кто в классе говорил на казахском.
Когда я это заметила, мне стало неприятно. Я понимала, что он переживает то же самое, что и я когда-то. Несмотря на то, что я не знала казахского, я стала садиться рядом с ним, пыталась как-то разговаривать – хоть отдельными словами, хоть простыми фразами. Мне хотелось показать, что я не позволю превратить его в изгоя. Или, если уж так, пусть он будет изгоем вместе со мной – но не один. Было больно видеть, как дети снова находят новую жертву.