– А он не сбежит? – Сэм косо глянул на Трэвиса, говоря так, будто он находился не здесь. Берг хмыкнул, прищурившись. Парни смерили друг друга убийственными взглядами, под прицелами которых полегла бы сотня Духов на поле боя.
«Где-то я уже видела это». Я со смешком вспомнила, как Марк и Перси вчера уничтожали друг друга взглядами.
– Это теперь новый дом Трэвиса, – ответила я другу, смотря исключительно на внука Фергуса. Парень обернулся ко мне. В глубине его карих глаз ещё плескался огонь раздражения.
Мой собственный взгляд смягчился. Я даже попыталась изобразить улыбку.
– Дома не заковывают в кандалы, – заметил Рик.
Я плотно сжала губы в одну линию и втянула носом воздух. «Он не специально», – уверяла я себя, со свистом выдыхая сквозь стиснутые зубы.
– Прости, неудачная шутка, – Рик потупил взгляд, понижая голос.
Развернувшись на каблуках, я направилась в сторону двери. На ходу взмахнула рукой, распахивая единственное препятствие на своём пути.
– Первый урок завтра в десять, – последние слова, которые я сказала, прежде чем с жутким грохотом захлопнула за собой дверь.
Мелодия медленно заполняла комнату, отзываясь не столько в голове, сколько в сердце. Наполняла каждую клеточку тела, заставляя вздрагивать на высоких нотах и тяжело выдыхать на низких. Вокруг не было ни единой живой души, способной понять смысл мелодии, прочувствовать её и догадаться, как часто она играла в стенах этого дома. И в моём сердце. Грустная, исполняемая лишь минорными нотами, способными добраться до души, разбередить раны прошлого и принести тоску в настоящее.
Мелодия оборвалась, но уже через несколько секунд заиграла вновь. Вздрогнув, я открыла глаза, обнаружив себя сидящей на деревянном полу. Лишь в центре комнаты его покрывал ковёр. Фортепиано находилось в дальнем углу помещения. Я проследила взглядом за невидимым шлейфом мелодии. За инструментом на деревянном стуле сидела женщина невысокого роста в платье тёмно-синего глубокого оттенка. Её седые волосы аккуратно поддерживала лента в цвет платья, на шее висел любимый медальон из золота и коричневого драгоценного камня.
– Бабушка…
Женщина продолжала исполнять мелодию, не обращая на меня никакого внимания. Но я знала, что не ошиблась. Эти руки, испещренные морщинами, любимое платье и украшение я бы узнала из тысячи. И музыкальный мотив. Я слышала его много-много раз, ненавидя всем сердцем за ту грусть, которую он вызывал у меня. За мысли, которые появлялись в светлой детской голове.