– Ты так гостеприимна, сестрёнка, – Велла расплылась в улыбке. – Я тоже рада тебя видеть.
– Сестрёнка? – в голосе Трэвиса одновременно проскользнули удивление и недоверие.
Краем глаза я заметила, как он приблизился, поравнявшись со мной. Парень нахмурился, на лбу у него пролегло несколько складок. Конечно, у меня не одна сестра. Но не стала бы я рассказывать ему обо всей родословной.
– Неужели Пенелопа не рассказала о своей любимой семье? – Велла прищурилась. – Как невежливо с её стороны, – сестра с трудом сдерживалась, чтобы открыто не засмеяться. Слегка наклонив голову, она хитро улыбнулась. – Валнеррия Сильвермун, можно просто Велла, – она протянула руку Трэвису.
– Трэвис Берг, – представился он, пожимая тонкую руку Веллы.
– Наверняка Пенелопа не рассказала, какая у неё большая, известная и…
– Как и ты не сообщила, что стала невестой первого советника, – выпалила я, прежде чем успела подумать, как на эту фразу могла отреагировать сестра.
Тело сработало быстрее головы – волна раздражения накрыла с головой, словно пламя, лижущее спину. Я не переносила, когда кто-то говорил о семье, даже если это исходило из уст близких людей. Каждое новое слово напоминало о чём-то из прошлого: о ранах, ссадинах, боли и смерти. Я знала, что Велла говорила об этом с сарказмом. Отпускать нелестные шутки – её способ защититься от боли. Что бывало очень редко и так не сочеталось с её дружелюбностью и мудростью. Скорее, никто бы не удивился, если бы я начала саркастически отзываться о семье.
А я о ней говорила с ненавистью.
Стоило Велле услышать мои слова, как тут же её глаза округлились. Сестра резко прикусила губу и отвела взгляд, схватившись правой рукой за предплечье левой, будто обнимала себя. Но я-то знала в чём дело. Она почти всегда тянулась к этому месту, когда волновалась. Пыталась разодрать шрам от ожога. У неё он находился на левом предплечье, у меня – на груди. Как раз в той зоне, которую я сегодня безуспешно пыталась прикрыть халатом, когда Трэвис ворвался в мою комнату. И, видимо, получилось, раз он ничего не заметил. Или сделал вид, что не заметил.
– Не трогай, – шёпотом обратилась я к сестре. – Не делай хуже, он и так уже никогда не заживёт.
Я шагнула к Велле и одёрнула её правую руку.
– Прекрати, – в этот раз настойчивей.
Велла устало вздохнула, сетуя, что я ничуть не изменилась. Что год назад одёргивала её, что пять лет назад. А когда мне было лишь семь, а моей старшей защитнице двенадцать, мы обе плакали, закрывшись в кладовке после чудовищного случая, когда Мира Сильвермун – последняя супруга нашего отца – раскалённым до красна железом прижгла двух маленьких девочек.