тени. Отдельно.
Збигнев молчал. В ушах звенели слова Директора, записанные на старую магнитофонную кассету: «Зона-42 – ключ. Уничтожить всё. Даже если придётся сжечь её…» Его пальцы нащупали в кармане гильзу – ту самую, что Даша подарила после их первой вылазки. «На удачу», – сказала тогда. Теперь гильза пахла порохом и её духами – дешёвой «Красной Москвой».
Где-то впереди, за поворотом, хрустнул лёд. Линда резко развернулась, луч фонаря вырвал из темноты стену гаража №58. На ржавой табличке «Прогресс» висел детский рюкзачок – тот самый, что был на фото у Серёжи.
– Маяк… – прошептала Женя, внезапно поняв. – Они же реагируют на эмоции. Фото – как приманка…
Но Даша уже шла к гаражу, не слыша их. В кармане её куртки снимок Серёжи излучал тепло, будто живой. Края фото начали чернеть, как бумага в пламени.
А в небе, сквозь разрывы туч, проглянул расщеплённый круг – созвездие, которого нет на картах. Оно отразилось в луже у ног Збигнева, и он вспомнил: такой же знак был на бланках приказа о ликвидации «Объекта 42К».
– Даша! – крикнул он, но ветер унёс голос в сторону карьера, где тени уже сползались к гаражу, как струйки ртути.
Тени сгущались у гаражей, как рой чёрных пчёл, опьянённых запахом страха. Они стекали по ржавым стенам, сливаясь в единую массу, пульсирующую в такт ударам Сашиного сердца. Её фонарь, дрожащий в руке, выхватывал из тьмы обрывки реальности: треснувшие стёкла, пятна масла, блестевшие, как глаза рептилий, и – там, в глубине – силуэт мальчика, замершего у открытых ворот гаража №58. Серёжа? Его фигура мерцала, будто проекция на дырявой плёнке, сквозь которую проглядывали звёзды.
Збигнев, раздирая руки о колючую проволоку забора, слышал вой ветра. Тот самый, что выл в подвале Звёздного городка, когда отец, пахнущий спиртом и порохом, искал его с ремнём. «Ты испортил чертежи! Ты погубил проект!» Тогда он спрятал под фуфайкой обгоревший документ с тем самым символом – расщеплённым кругом, что теперь пылал на стене гаража, как неоновая вывеска в аду.
– Даша! – его голос утонул в рёве карьера.
Она шагнула вперёд, не слыша. Фото в её кармане почернело полностью, оставив только глаза Серёжи – два белых пятна, светящихся, как экраны мёртвых телевизоров. Тени зашевелились, принимая формы: вот длинные пальцы с когтями из проволоки, вот пустые глазницы, наполненные статикой, вот пасть, разверзающаяся в беззвучном крике.