«Не потеряй её», – прошелестело в голове голосом матери, которую он не видел с тех пор, как она ушла за хлебом в декабре 91-го и не вернулась.
А где-то в зоне тьмы, за расщеплённым кругом, щёлкнул затвор. Не фотоаппарата – будто гигантский палец нажал на невидимую кнопку. Воздух содрогнулся, и Збигнев увидел:
Тени не отражались на снегу.
Они были под снегом.
И поднимались.
Первой вынырнула лапа, сплетённая из колючей проволоки и обрывков газет с заголовками газет. Потом – голова без лица, только рот, растянутый в оскале, где вместо зубов торчали осколки лабораторных колб. Даша застыла, ослеплённая светом фонаря, который вдруг погас, захлёбываясь шипением.
– Назад! – Збигнев рванулся вперёд, выхватывая пистолет.
Но тени уже обвивали её лодыжки, поднимаясь по ногам, как ядовитый плющ. Где-то в темноте зазвучал детский смех, и расщеплённый круг в небе завертелся, превращаясь в воронку.
Последнее, что он услышал перед тем, как тьма накрыла всё – это хруст.
Как будто ломают кость.
Или рвут фотографию.
Глава 2. Расщеплённые следы
В кафе «Лесная поляна» (20:10)
Линолеум на полу трещал, словно под ногами ломались хрупкие позвонки забытой истории. Каждый шаг отзывался эхом в затхлом воздухе, пропитанном запахом пережаренного масла и пыли, осевшей на портретах космонавтов. Гагарин, Терешкова, Леонов – их улыбки за стеклами рамок казались натянутыми, а глаза, покрытые паутиной трещин, следили за посетителями, как призраки с орбиты. Люстра с облупившимся абажуром бросала жёлтые пятна света, превращая тени в корчащиеся силуэты.
– Ты смотри, Збигнев, старые подруги как тени – появляются из ниоткуда, – прохрипел Ваня, местный фотограф с лицом, напоминающим смятый папиросный окурок. Он щёлкнул зажигалкой, и пламя осветило его жёлтые ногти и потёртый воротник рубахи с пятном от борща. – Особенно зимой. Мороз сводит с ума, и призраки лезут из щелей.
Даша резко подняла глаза. Нож под рукавом дрогнул, будто отозвался на слово «тени».
– Как те гаражные, что облизывали стены? – голос Саши скользнул по потрескавшемуся портрету Гагарина, задев трещину, пересекавшую его улыбку. Она резко дернула рукав, обнажив шрам на запястье – тонкую белую линию, будто от лезвия бритвы. – Ты бы их видел, Ваня. Не призраки… – она замолчала, переводя взгляд на нож, спрятанный под столом. – Плазма в рваных комбинезонах. Пальцы… как оголённые провода под током. И глаза… Чёрт, даже глаз нет. Просто дыры, куда проваливается свет.