За полгода спокойной жизни она почти забыла о своём брате. Всё, что с ним связано, казалось, осталось позади, и Вета надеялась, что прошлое никогда не вернётся. Взгляд Ирвинга, преследующий её когда-то, был будто за пеленой тумана и не доходил до неё.
И вдруг Стеф оказался так близко. Только толпа людей помогла Вете остаться незамеченной им. Но она не могла знать, точно ли брат не почуял её. Камушек на груди горел огнём, почти прожигая ткань платья. Девушка поняла, что так амулет предупреждал её об опасности.
«Как Стеф оказался здесь? – думала она. – И почему он среди служителей церкви? Неужто отец исполнил свою угрозу и отправил к ним сына? Но без согласия брата этого бы не получилось. Значит, он сам хотел быть в рядах монахов. Только зачем?»
Ответа на этот вопрос не было. Как и на многие другие, о которых Вета успела позабыть: почему Ирвинг преследовал её мать? Почему теперь преследует её саму?
– Что расселась? – послышался над ухом грозный оклик хозяйки. – Сначала шляешься полдня, потом сидишь – отдыхаешь!
Берта схватила с пола первую попавшуюся грязную вещицу и начала охаживать ею Вету по лицу и рукам.
– Совсем обленилась! – кричала она при этом. – Да ещё постояльцы жалуются на тебя. Смотри – выгоню! Останешься на улице – без еды и крова!
Девушка вспомнила, как недавно отмахнулась от одного пьяного посетителя, который хватал её за разные места. Тот упал в помои и обещал пожаловаться хозяйке.
– Я сейчас всё уберу, – ответила Вета, уворачиваясь от вонючей тряпки.
Берту кто-то позвал во дворе, и она ушла. Оставшись одна, девушка глянула в низенькое окно комнаты, где она находилась, и увидела внизу своего брата с несколькими служителями. Сердце у неё ушло в пятки, а руки и ноги онемели.
– Нам донесли, что ты прячешь у себя ведьму, – начал Стеф-Ирвинг, обращаясь к вышедшей к ним Берте, – знаешь, чем это грозит тебе? Церковь не допускает такого!
– Святой отец, – заискивающим голосом сказала хозяйка таверны, – я не знаю, о ком вы говорите. В моём постоялом дворе сейчас одни мужчины – ремесленники да крестьяне — и ни одной женщины.
– Разве? – строго спросил монах. – А как же та девица, что прислуживает в харчевне и бесстыдно оголяется перед посетителями, желая ввести их в грех?
Берта собиралась возразить, что такого не было. Напротив,