А ведь он стал гораздо мощней после модификации, когда мне вживили клетки ардикотта. Эта раса славилась своим хладнокровием и каменным спокойствием в любых обстоятельствах.
Куда же все делось? Его словно бы вырубили.
Раз – и уже нет ничего, что сдерживало бы мои бурные эмоции, желания и естественные, но дикие в такой ситуации порывы.
Я медленно шагнул к женщине навстречу… Причем – будто неосознанно, как марионетка.
Находиться поодаль от нее я больше не мог. Никак, даже не взирая на дуло, которое по-прежнему смотрело прямо мне в глаз.
Несмотря на трепещущий где-то внутри голос благоразумия, желание – понять, кто она и почему так на меня действует. С какой стати…
Шаг и еще шаг…
Женщина прильнула к стене, но перестала мучить плазменный пистолет, разжала кулак и приоткрыла сочные губы. Сейчас они казались еще более яркими, блестящими, и… манящими…
Меня словно в пах со всей дури ударили – так пришло мощное, острое возбуждение.
На заднем фоне мелькало, что я почти голый. В боевой трансформации мы форму не надевали. Она лишь мешала, а броня защищала и без всякой дополнительной сверхпрочной ткани.
Так что на мне был только лишь пояс с чем-то вроде небольшой набедренной повязки…
…Которая сейчас откровенно приподнялась, и натянулась на вздыбленном члене.
Я ощущал, как поджались яички, и как желание разливается по телу, плавит мне вены и бьет хмелем в голову.
Пьяный, совершенно дурной, неадекватный, я приближался к женщине все сильнее.
Я должен был коснуться ее, должен был ощутить вкус этих губ – лакомых, сладких.
Я должен был скользнуть пальцами по ее коже.
Я ничего другого уже не хотел.
И было все равно – чем дело закончится.
Даже мысль о том, что Арзамат может начать меня искать и внезапно застукать в таком откровенно-взвинченном виде, совершенно не смущал и не отвлекал.
Мне было плевать на старого друга, и, в принципе, на любого другого.
Я подошел, и женщина неожиданно робко прильнула, не оттолкнула и не начала отбиваться.
Пуш-ш… пистолет упал на пол с тихим звуком и слегка отскочил.
Меня же будто подменили в ту же секунду.
Я впился губами в лакомые губы попаданки и начал так горячо ласкать их, терзать, как уже очень давно не действовал с женщиной. Целовал с языком, со всей дури. Словно это последний в моей жизни, истошно-отчаянный поцелуй напоследок… Перед чем? Да черт его знает!