Леджер криво усмехнулся, пряча глаза за отросшими прядями, упавшими на лоб. Побарабанив пальцами по подоконнику, он развел руками и произнес:
– Я в порядке.
– Ну еще бы. Ходишь, разговариваешь. Вижу, что полный порядок. Откуда украшение?
Скула Леджера отливала фиолетовым и синим, а на подбородке обнаружилась глубокая царапина с запекшейся кровью.
– Упал.
Нэйт прищурил разноцветные глаза и привалился плечом к стене.
– Мне-то не ври.
– Сообщил чистейшую правду. Мне втащили, и я упал. Рассек подбородок и обзавелся пурпурной кляксой на морде.
– Ты подрался, что ли? Из-за Эшли?
После возвращения из военного лагеря они снова сошлись, что ужасно не нравилось Нэйту, но он не был Леджеру нянькой и не имел права лезть в его личную жизнь. Впрочем, свое мнение о воссоединении с этой девицей он все равно высказал.
Леджер закатил глаза, словно таким образом говорил – мне что, делать больше нечего?
– Из-за бабок, бро.
– В смысле? – опешил Нэйт. – Ты дерешься за деньги?
– Бинго, – щелкнул он пальцами. – Они нужны мне, я нужен им, и мы идем навстречу друг другу.
– Ледж, ты можешь хоть иногда не строить из себя клоуна?
– Виски, что неясного? – вздохнул Леджер и на миг с его лица спала маска невозмутимости, обнажив недетскую усталость. – Подпольные бои – вот мой источник заработка. Не думай, я там не блистаю. Так, на разогреве взяли драться. Для серьезных дяденек те деньги, что они платят мне за это, – ерунда. А мне бабки позарез нужны.
– А здоровье тебе не нужно? – неодобрительно покачал головой Нэйт. – Как тебя вообще взяли? Ты ж несовершеннолетний!
– Да им плевать. Мне тоже. Ну и сам видишь – я выгляжу старше семнадцати. Только давай без нотаций. Горбатиться офиком за пяток фунтов мне не в кайф. А бои помогают выпустить пар и приносят существенный доход.
– Разве твой отец мало зарабатывает?
Леджер закатил глаза и раздраженно откинул светлую прядь с лица.
– Не думаю. Только мы с матерью ни хрена тех денег не видим. А унижаться и просить у него я не стану.
Слово «унижаться» больно резануло слух. Нэйт замер, даже забыв сделать вдох. Он словно со стороны увидел себя стоящим на коленях в старинном соборе, а затем изо всех сил вцепившимся в каменную колонну. Он прижимался к ней окровавленной щекой, которая с каждым ударом плети все сильнее раздиралась о шершавую поверхность его опоры.