Отвар начал менять цвет – из темного становился золотистым. Томас осторожно помешивал его, наблюдая, как по поверхности пробегают странные узоры. Ещё немного, и можно будет добавить последний ингредиент – пыльцу с кладбищенских цветов, собранную в полнолуние…
Золотистая жидкость в котелке начала светиться – сначала едва заметно, потом всё ярче, словно в неё упали звёзды. Томас осторожно добавил пыльцу, и свечение стало пульсировать в такт его сердцебиению.
Каждый раз, когда действие эликсира заканчивалось, Томас чувствовал, как меркнет мир вокруг. Но что-то оставалось – словно тропинки, проложенные в его сознании. Он начинал вспоминать вещи, которые, казалось, давно забыл: запах молока, когда мать кормила его грудным; первый луч солнца, который он увидел своими глазами; вкус дождевой воды на губах…
Пар над котелком формировал причудливые узоры, напоминающие буквы из старинных книг. Томас вдруг поймал себя на том, что может вспомнить каждую страницу, которую когда-либо читал – даже те, на которые лишь мельком взглянул в библиотеке господина Штейна.
Память… она словно стала глубоким колодцем, и эликсир помогал опускать ведро всё глубже и глубже. Иногда ему казалось, что он может вспомнить даже то, как стучало сердце матери, когда он был ещё в её утробе. Но самое удивительное – это не просто воспоминания. Это понимание. Каждая прочитанная строчка, каждая формула, каждый рецепт теперь складывались в единую картину, словно части гигантской головоломки.
Жидкость в котелке достигла нужной консистенции. Томас осторожно снял его с огня. Теперь нужно было дать отвару настояться ровно столько времени, сколько луна будет пересекать маленькое подвальное окошко. Он помнил это с точностью до секунды – одно из преимуществ обострённой памяти.
В тишине подвала, наблюдая за тем, как золотистая жидкость медленно стекает через ткань, он размышлял о странности происходящего. Всё началось со случайности, с отчаянной попытки спасти мать. Он до сих пор не понимал всех тайн этого эликсира, но с каждым разом замечал что-то новое в процессе его создания.
Томас осторожно наполнял маленькие флаконы. Каждая капля была драгоценной – не только из-за своих свойств, но и потому, что за ней стояли дни наблюдений, попыток понять, что именно произошло в ту первую ночь.