Горизонты времени - страница 21

Шрифт
Интервал


Я опустился в него, ощущая, как подо мной прогибается старая, но крепкая обивка. Александр Николаевич тем временем потянулся к полированному столу, взял пузатый графин, налил прозрачную жидкость в небольшой гранёный стакан и, чуть прищурившись, спросил:

– Будете?


– Нет, благодарю покорно, – ответил я, стараясь держаться уверенно.


Он чуть заметно пожал плечами, поднёс стакан к губам и одним глотком выпил содержимое. Выдохнул, откинулся на спинку кресла, постукивая пальцами по подлокотнику. В комнате стало тихо, слышно было только как деревья, растущие у самого дома, тихонько царапают своими ветвями двустворчатые окна.


Я воспользовался этим моментом и, не теряя времени, принялся объяснять своё неожиданное появление.

– Даже не знаю, с чего начать, Александр Николаевич. Наверное, вы мне не поверите и всё такое, но я не собираюсь обманывать вас или как-то притворяться. Дело в том, что я…

Хозяин вдруг поднял руку, обрывая меня на полуслове: – Погодите, милейший… Можно поинтересоваться, что у вас… обуто на ногах?

Я машинально опустил взгляд и тут же понял, что именно привлекло его внимание.

– Это… эээ… – я запнулся, понимая, насколько странно будет звучать мой ответ в 1870-х годах, но всё же продолжил:

– Американские кроссовки Reebok Fast Tempo.

Он прищурился ещё больше.


– Кроссовки?

– Универсальная обувь… для бега, тренировок, ходьбы, – я говорил осторожно, подбирая слова. – Лёгкие, с хорошей амортизацией, обеспечивают вентиляцию и поддержку стопы.

Александр Николаевич медленно поднялся, подошёл ближе и, слегка наклонившись, изучил мою обувь. Затем протянул руку, коснулся материала носка ботинка и даже чуть сжал его пальцами.


– Чёрт побери… – пробормотал он.

Я чуть поёрзал в кресле. От этого внимания к моей обуви мне стало не по себе.


– Ну-с, – выпрямился он, – это… занятно. Теперь рассказывайте дальше.

Я продолжил, как можно проще объясняя, кто я, откуда, как здесь оказался, как искал Василия, что за эксперимент забросил меня в это время.


– Так вы, батенька, значит, из грядущего? – спросил он после паузы с усмешкой, пристально глядя мне в глаза.


– Совершенно верно. Из двадцать четвёртого мая две тысячи девятнадцатого года.

– От Рождества Христова?


Я осёкся. В голове пронеслось: как бы объяснить человеку XIX века разницу между старым и новым летоисчислением? Без телефона, без календаря, без точных данных?