Ложусь многострадальной головой на лавку и курю в слабый затяг, чтобы не дохать.
Прекрасно знаю, что будет дальше. Приедет отец и начнет читать мне морали, какой я мудак и как его подставляю. Отчасти так оно и есть, только вот бесполезно пытаться достучаться до моей совести. У меня ее нет. Не осталось с тех самых пор, как он сплавил мать в дурку, а к нам в дом притащил свою любовницу.
Мразь. Ненавижу. Затягиваюсь глубоко и выпускаю толстую струю дыма в потолок. Когда-нибудь все изменится. Я теперь совершеннолетний и сам отвечаю за свои поступки. Это даже приятно – быть взрослым.
Сколько мне здесь еще чалиться? Черт его знает. Отец, наверное, будет устраивать показательные. Похер. Подожду. Закрываю глаза и пытаюсь поймать дзен.
***
Отец не удосужился приехать сам. Прислал адвоката и начальника охраны. Может, и к лучшему. Успею подготовиться к разговору с ним. Забираю личные вещи, выхожу на улицу и сажусь в тачку начальника охраны.
– Глеб, ты сдурел? – Тимур отчитывает меня, как пацана. – Кто тебя так? – замечает следы на лице и хмурится.
– Нормально все, – отмахиваюсь я, давая понять, что тема закрыта. – От башки есть что-нибудь?
Протягивает мне какие-то колеса и бутылку с водой. Для верности закидываюсь сразу парочкой.
– Отец в ярости, – сухо констатирует Тим. Нормальный мужик, даже помогает мне иногда.
– Ему полезно, – хмыкаю, откидываюсь на спинку и прикрываю глаза. Все, меня нет.
В доме царит гробовая тишина. Даже прислуга куда-то испарилась, но навела порядок перед этим. Никаких следов вчерашнего праздника не осталось. Так даже не интересно. Иду сдаваться в кабинет. Без стука открываю дверь и встречаюсь взглядом с отцом.
– Сучонок! Ты что творишь? – срывается на грубость. Нервишки так себе. Морда красная, глаза навыкате. Ходит из стороны в сторону и плюется проклятиями.
– И тебе доброе утро, папа. – Последнее слово буквально выплевываю.
– Доброе? Да ты в край охренел! – орет он, брызгая слюной.
Как ни в чем не бывало прохожу вглубь кабинета, опускаюсь на стул и закидываю ноги на стол.
– Ага, я вообще жалкое отродье, – словно между делом замечаю я. – Ублюдок безродный. Но ничего, – губы расползаются в кривой ухмылке, – Мариночка тебе скоро нового родит. Не испорченного.
– Что ты несешь? Дать бы тебе леща, да места живого нет.