Чайник отключается, я наливаю кипяток в чашку и, пока чай заваривается, вновь бросаю взгляд на заднюю дверь. Она ведь заперта, не так ли? Да, да. Я проверяю еще раз. Это нелепо. Это… я осекаюсь на слове «безумно». Это не безумие. Это просто сбой. Слишком много всего в голове. Быть может, это что-то гормональное? Начало пути к трансформации. Немного повращав головой, я отхлебываю горячий напиток. На часах пять минут третьего. Время подбирается уже ближе к утру понедельника.
В прихожей я снова притормаживаю возле чулана под лестницей, уставившись на дверцу. «Здесь тоже водятся тигры»[5], – проносится у меня в голове, хотя я вообще смутно представляю, что это может означать. Я ставлю кружку на пол – она все еще обжигает ладонь – отодвигаю щеколду и распахиваю дверцу.
Ничего. Ничего, кроме обычного хлама. Резиновые сапоги. Пара старых клюшек для гольфа, которые Роберт у кого-то одолжил, да так и не вернул. Генри Гувер[6], запихнутый внутрь под невообразимым углом. Я вытаскиваю его наружу, но образовавшееся свободное пространство тут же заставляет меня поежиться. Оно выглядит как черная дыра, которая вот-вот тебя засосет и никогда не выпустит. Совсем как в том чулане. Я уже собираюсь захлопнуть дверцу, но, помедлив, пробегаю пальцами по ее деревянной поверхности изнутри. Шершавая, но нетронутая. Никто не царапал ее. Облегчение.
Сейчас – не тогда. И я – не она.
Второе облегчение я испытываю, обнаружив, что мой чай до сих пор не остыл. На этот раз я не зависала здесь. Я направляюсь в свой кабинет и первым делом задергиваю жалюзи – не на что здесь смотреть, прежде чем зажечь настольную лампу. Я быстро набираю сообщение Фиби – прошу прощения за жесткость – и поскорее нажимаю на кнопку, посылая ей эту оливковую ветвь, пока не успела передумать. Потом открываю портфель, достаю свои записи, ноут и диктофон. Мне необходимо отправить несколько писем, так что можно надиктовать их прямо сейчас, чтобы завтра не тратить на них время.
Работа – мой якорь, и через полчаса я уже чувствую себя гораздо спокойнее. Все мысли о ней если еще и не улетучились из моей головы, то уж точно оказались засунуты подальше, в самый пыльный угол. Я погружаюсь в свои заметки по делу, а затем диктую письма, которые потом разошлет Розмари. Когда с этим покончено, на часах почти четыре утра, и мои глаза буквально горят. Несколько минут назад я была в полной уверенности, что еще только три. Время пролетает быстро, когда разрываешь брачные узы.