Она была всем, чем мать быть не должна. Несмотря на то, что теперь от нее осталась лишь оболочка, которая сейчас лежит в этой кровати, я до сих пор ощущаю отголоски страха, который испытала той ночью.
Планшет с протоколом ее лечения висит над кроватью, и я наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть в записи. Там полно медицинских терминов, которые я не понимаю, однако, переведя взгляд немного выше, я читаю:
Камера внутреннего наблюдения Хартвеллской лечебницы для душевнобольных зафиксировала нанесение пациенткой увечья самой себе 24.06. в 01.13. Пациентка была обнаружена в 02.00 во время дежурного обхода и без промедления доставлена в Центральную больницу Лидса.
Сдвинув брови, я смотрю на дату.
24.06 в 01.13.
Двадцать четвертое июня. Прошлая пятница. Значит, она сделала это в ночь с четверга на пятницу. Прошлый четверг. В тот день завершился судебный процесс в деле об опеке Стоквелл против Стоквелла. Моя первая бессонная ночь – я проснулась среди ночи и никак не могла заснуть. Я помню все это совершенно ясно. Помню, что у меня возникло паническое ощущение – в доме кто-то есть – и я посмотрела на часы.
Часы показывали 01.13.
Мое сердце принимается скакать вприпрыжку – я снова возвращаюсь к записям на планшете. 24.06 в 01.13. Я проснулась от ужаса как раз в те минуты, когда моя мать решила размозжить себе голову о зеркало.
Как это вообще возможно? Это совпадение – пытаюсь я уговорить сама себя. Однако ужас, который я испытала, проснувшись той ночью, свернулся кольцами где-то под ложечкой. Что со мной происходит?
Ее рука молниеносно вздымается с кровати, и ледяные пальцы смыкаются вокруг моего запястья. Я слышу собственный вопль – исполненный паники, едва слышный, полупридушенный звук, и, спотыкаясь, отскакиваю назад, все еще не веря в происходящее. Но она держит крепко – под ледяной кожей белеют костяшки пальцев, хотя в остальном ее тело остается мертвенно-бледным и неподвижным.
Нет, мамочка, нет! Воспоминания теснятся вокруг меня, и мне кажется, что сейчас она снова потащит меня в тот чулан под лестницей, сжимая, словно в тисках, а я буду кричать, умоляя ее не делать этого. В панике я уже не различаю, где мое прошлое, а где настоящее – так они смешались. Я сейчас потеряю сознание. Нет, мамочка, прошу тебя, нет!
Ее веки внезапно распахиваются. Белки под ними желтушные, налитые кровью. Ее взгляд отыскивает меня. Пытаясь освободиться, я слышу собственное свистящее дыхание. Мое лицо горит. На этот раз она точно утащит меня во тьму, в эту черную дыру, из которой не может выбраться сама. Я уже слышу, как мой крик набирает силу, но тут, так же внезапно, как схватили, ее пальцы отпускают мою руку. Рука ее безвольно падает вдоль тела, словно вовсе не шевелилась. Глаза снова закрываются.