Вторая жизнь Нолика - страница 11

саду вдвоём, держась за руки и наслаждаясь каждым мигом, проведённым вместе. А дальше стояли деревянные качели, которые он собственноручно сделал для своего первенца Андре. Андре готов был целыми днями качаться на них, и чем выше взлетал он, тем звонче звенел его смех. Но дед даже не остановился рядом, не подтолкнул их, чтобы они подлетели вверх, чтобы в этот миг у него зазвучал в ушах смех Андре. Он прошёл к пруду, сел на берег и сидел так весь вечер, потом всю ночь, очнувшись только тогда, когда жаркое полуденное солнце излило на него весь свой свет сквозь небольшой просвет между ветвями огромного вяза. Но он не встал, а продолжал сидеть, и первое открытие, которое он сделал, было то, что он сидел совершенно бездумно. Он был пустой. Это его озадачило. А потом пришло второе открытие, и это открытие было для него смерти подобно. Он не дышал. Это было настолько неправильно, дико, и не поддавалось никакому объяснению, что он заставил себя пройти в лабораторию и снова открыл оригинал книги. На этот раз все её листы открылись легко. Но лучше бы они не открывались! Когда он перелистнул страницу с рисунком инструмента, он застонал. Все следующие страницы книги были в каббалистических знаках, там были богомерзкие рисунки с отвратительными сюжетами, где действующими лицами были черти, неизвестные звери и люди. Он захлопнул книгу. Нет, они не получат его! Они получили его тело, но душу свою он им никогда не отдаст. После этого он пытался два раза повеситься, два раза утопиться, и один раз заколоть себя шпагой. Но каждый раз приходил в себя сидящим на своём кресле-троне, а рядом с ним лежал прибор. А после последней своей попытки он услышал голос: «У тебя осталось всего только три жизни, не будь дураком, наслаждайся, радуйся! Или ты так торопишься попасть ко мне?» После этого он и написал письмо мне. Я, признаюсь, тоже не обратил вначале внимания, что дед не дышит. А когда увидел это, то испугался. Я готов был тот час бежать от него, чтобы не видеть его неподвижной груди, его серой кожи, потухших глаз. Видя, как я испугался, дед мне сказал, что всё обдумал и знает, что нужно сделать. Мы прошли с ним в его лабораторию, где я впервые и увидел этот инструмент. Признаюсь, он на меня не произвёл никакого впечатления. Дед достал из сундука глиняный сосуд, наглухо запечатанный сургучной печатью. Он сказал, что это смола с дерева дьявола. Это дерево не просто так называлось деревом дьявола. Одна капля его сока сжигает дотла любое существо, на которое попадает, и оно сгорает, как спичка, не успев даже осознать это. Вместе с душой. Вместе с его бессмертной душой. Дед сказал, что пусть лучше впереди его ждёт вечное забвение, чем оказаться в когтях богомерзкого дьявола. Он не считает себя больше человеком, он не знает, кто он теперь, и боится, что жуткая трансформация, произошедшая с ним, может продолжаться и дальше, поэтому надо спешить. Он сказал, что сделал все необходимые распоряжения, написал письма своему стряпчему и готов теперь к последнему своему шагу. А этот шаг он не сможет сделать без меня.      Пока дед открывал сосуд и готовил инструмент, я спустился в сад, не в силах принять всё то, что узнал. Мне сначала казалось, что дед не в себе, и несёт ахинею, не понимая, что вообще говорит. Но факт того, что он при мне не сделал ни одного вздоха, оставался фактом. И этот факт перечёркивал все доводы науки, заставив сомневаться в них и поверить в тёмное мракобесие. И тут я подумал, а зачем он вызвал меня? Ведь если на самом деле одна капля этого дьявольского дерева может его уничтожить, то он мог это сделать и без меня. Это насторожило меня. И я решил, не откладывая в долгий ящик, прямо спросить его об этом. Он вздохнул и грустно сказал мне: «Если это сделаешь ты, мой мальчик, у меня появится маленький, совсем крохотный шанс, что я не исчезну совсем. Что глас божий в конце времен призовет меня, и я услышу его. Помоги мне». Я его спросил, а что же тогда ждёт меня, если я воспользуюсь этим инструментом и дьявольской смолой, чтобы лишить его жизни. Он ответил мне, что я после этого должен буду просто-напросто воспользоваться инструментом девять раз, а так как я медик, для меня не станет проблемой поиск тех, кто находится при смерти, чтобы подарить им ещё по одной жизни. Он начал меня убеждать в том, что это благо, и они мне будут только благодарны за выпавший им шанс. Я вздрогнул, представив, что девять бедолаг пойдут в горнило дьявольского искушения взамен одной спасённой души моего деда. Я спросил его, не очень ли высока цена его надежды. Он мне ничего не ответил, опустившись на лавку и повесив голову. Так мы сидели друг напротив друга за столом, и между нами лежала дьявольская игрушка и дьявольское снадобье. Он долго думал, и я рад был, что он больше не предпринимает попыток уговорить меня сделать это. Потому что я понимал, что очень сложно мне будет отказать ему в помощи, так как дед был всегда добр ко мне. Потом он решительно встал, взял инструмент, обмакнул острый конец его в кувшин с дьявольской смолой и сказал мне, что он сам это всё сделает, что не хочет, чтобы его грех потянул за собой ещё больший грех. Я был согласен с ним. Как бы я ни любил его, но понимал, что никогда не смогу обречь невинных людей на такие адские муки, даже если эти люди будут смотреть в глаза смерти. Он глядел на янтарную каплю на инструменте, улыбаясь. «Прости меня, что я заставил тебя быть свидетелем всего этого» – сказал он, и подозвал меня к себе, чтобы попрощаться. Я, ничего не подозревая, подошёл к нему, он обнял меня, и я почувствовал, как он крепко схватил меня за руку, и положил её на ручку инструмента. Я попытался отдёрнуть руку, но хватка у него оказалась просто нечеловеческая. Он вывернул мою руку, в которой оказался инструмент, и со всей силы загнал тонкую трубку себе между рёбер. Тело деда вспыхнуло сразу, но напоследок я увидел жёлтый хищный блеск в его глазах. Через пару секунд я уже стоял один над кучей пепла и с инструментом в руке. И возле моего уха я услышал голос: « Ты всё понял? Не надо тебе объяснять?» Конечно, я всё понял.