Журнал «Парус» №70, 2018 г. - страница 10

сам, должно быть, не так преуспел в стихе,

как, скажем, в безумии или грехе:

стоит у окна, элегантный, стареющий,

под взглядами тонких студенток взрослеющих,

смущённый не жизнями их безохранными,

а в проулке напротив посмертно запекшимися ранами.

ЭТОТ ТОПОЛЬ У ДОМА

этот тополь у дома

и забор покосившийся весь

и журавль и солома

дом и тополь у дома

пусть навеки

останутся

здесь

плотью клин свой возделай

и душою засей не вразброс

БОГУ ВЕЧНОЕ ДЕЛО

до безумия

искренних

просьб

УМЕР МОЙ ДЯДЮШКА…

умер мой дядюшка

вечный лесничий

сделался вепрем а может

лисичкой

слился с просёлком

с грибным перелеском

плеском озёрным

живым таким плеском

свежим туманом за чудо-холмами

в тихой низинке где топь с бочагами

Господи

с чем же ещё он мог слиться

с листьями дуба в зелёной петлице

зеркальцем селезня

клюквой на диво

полем

где вызрел avena sativa*

с непобедимой своею двустволкой

с жизнью короткою ставшею

долгой

_______

*Овёс обыкновенный (лат.).

К АНАТОЛИЮ**

Вот крест!

Настанут времена

такие, Толя,

когда ни плевел, ни зерна

не будет в поле.

Когда не будет ничего

на нём, похоже,

поскольку поля самого

не будет

тоже.

Не будет честного труда

и хитрой лени,

ни слова «нет»,

ни слова «да»,

ни слова «Ленин»;

ни зла

от крови детской до

собачьих будок,

ни цвета беж, ни звука До

уже не будет;

противоречащих идей;

событий броских;

и даже белых лебедей

не будет

просто.

Запомни:

хлеба и вина,

дорог

и станций…

И только эта тишина,

ты слышишь, Толя (!!!),

ТИ-ШИ-НА

пойми, дружок,

она

одна

должна

остаться…

Рассказ

Мы ссыпали в пакеты кисти, краски, заталкивали туда же крохотные складные табуреточки, заматывались в шарфы и, перешучиваясь, толкаясь, шли через парк. Впереди скользила высокая и тонкая наша Галина Игоревна по прозвищу Спица. Скользила широченными шагами, не оборачиваясь и не сбавляя темпа, а мы, дергая девчонок за косы и срывая с них шапки, семенили следом.

Вокруг роняли листву клены, под ногами шуршало. Тянуло теплой, душистой сыростью. Остались позади колонны Дома пионеров, призраком проплыл забытый фонтан – изъеденный трещинами и мхом – а мы всё шли и шли, и конца не было видно этому золотому царству.

Впереди, за стволами, замелькала местная достопримечательность – медведь Константин. Это было допотопное – когда-то белое, а ныне серо-зеленое – изваяние в виде огромного медведя, вставшего на задние лапы и растопырившего передние. Напротив статуи раскинула ветви молодая, тонкая осина, недавно только пересаженная вглубь парка, и казалось, что Константин и осина спешат навстречу друг другу, ожидая объятий. У медведя были удивленная морда и похожий на картофелину хвост чуть пониже спины, и всё это придавало ему нелепый вид – смотреть на него без смеха было невозможно, даже если местные пэтэушники забывали сунуть ему в зубы сигарету.