Только одесситы Валя Николаев, тренер Оксаны Баюл, и фигуристы Слава и Оля Загороднюк остались верны этому городу. Скорее всего, их удерживают работа и относительная дешевизна жизни. По сравнению с другими штатами, Вирджиния весьма привлекательна для жизни по многим параметрам, хотя там, признаться, скучновато. Эта американская Швейцария хороша прежде всего для пенсионеров! Они съезжаются туда, как и во Флориду, выйдя на заслуженный отдых или накопив достаточно средств, чтобы не беспокоиться о ценах до конца своих дней!
К сожалению, семья Смирновых, которая так радушно приняла и поддержала нас в начале нашей жизни в Ричмонде, распалась. Таня сделала головокружительную карьеру и стала первоклассным специалистом "Оракла", а Сашка, как настоящая русская душа, получив американский паспорт, не выдержал чужбины и, поддавшись тоске по родине, вернулся домой. К сожалению, о его дальнейшей судьбе мне ничего не известно. Очень надеюсь, что она не связана с Лефортово.
Ну а потом уехал и я, практически в составе "последних из могикан". Держался до последнего, пока меня не перехитрила Наташка. В очередной раз, из-за моей доброты! Тем не менее, считаю, что это было оправдано ради спасения моего психического здоровья. Поехав на День Благодарения в Филадельфию к нашим соседям по одесскому дворику с улицы Томаса, 6 – дяде Юре Журавлёву и Софе Дашевской, они просто показали мне город!
После нескольких дней в бывшей столице Америки, расположенной всего в часе езды от Нью-Йорка и Атлантик-Сити, я не захотел возвращаться в Ричмонд…
Я по-прежнему уверен, что время, проведенное с этой замечательной компанией, которую уже никогда не собрать вновь, да и не повторить, было золотым! Это было по-настоящему золотое время нашей иммиграции, и с этим согласятся все, кто хотя бы раз побывал на нашем бассейне – этом маленьком островке России, а точнее, СССР на чужбине, куда мы все стремились! В наш маленький "Серебряный Бор" – место, где процветали спорт, секс и рок-н-ролл!
Каждые выходные я ходил с Сашкой Смирновым на могилу к моим дорогим Стейси и четырехмесячному Филиппу. Он был единственным, с кем я поделился своим горем в Вирджинии. Мы выпивали по стопке и я подолгу разговаривал с ними. Сашка всегда молча сидел рядом.
Он был именно тем человеком, с которым можно помолчать! Моя боль становилась невыносимой, мешала жить. Наташка что-то чувствовала и думала, что я влюбился в кого-то на бассейне. Стала нервничать. На работе у меня стало "сносить крышу". Я стал одержим футболом! Несмотря на то, что мы два года подряд становились чемпионами штата среди старших юношей, потеряв очки всего в двух ничьих, я стремился к совершенству. А это, как известно, невозможно! Я требовал от своих ребят, чтобы каждая комбинация заканчивалась не просто ударом по воротам, а голом! Я менял схемы, перетасовывал состав, гонял их, как сидоровых коз. Я требовал совершенства, чтобы обыгрывали соперников не 3:0, а 10:0, ведь теоретически это было возможно, и я доказывал это на разборах игры! К сожалению, мне все чаще снились футбольные сны, комбинации и игровые моменты. Я просыпался в поту оттого, что мои подопечные мазали по воротам или несовершенно исполняли тот или иной технический элемент. Разнося своих оппонентов в пух и прах, мне все равно казалось, что мои ребята играют коряво и допускают слишком много ошибок. Я медленно сходил с ума! И ко мне снова стали возвращаться признаки и симптомы постафганского синдрома. Я опять стал просыпаться по ночам от воспоминаний, которые возвращали меня то в Кунарскую долину, то в Пешавар. Я снова и снова попадал в плен, меня опять выводили на расстрел, и я снова горел в подбитом вертолете. Я просыпался в холодном поту посреди ночи и смотрел в потолок. Часами! Оттуда, словно из тумана, появлялось улыбающееся лицо Стейси и бегущие зеленые строчки на дисплее моей космической трубки: "Привет, малыш, мы почти взлетели…". Это было безумие. Я медленно сходил с ума и не знал, как с этим справиться, что делать дальше? Я понимал, что погибаю! Чтобы уснуть после очередного кошмара, я выпивал стакан водки, который валил меня, как пулеметная очередь. Только так я мог заснуть снова.