Голос старпома в динамике ворвался шквалом:
– Товарищ начальник штаба! Через десять минут изделия будут на штатном месте. Я предлагаю начать приготовление, чтобы не задерживаться…
– Не надо, старпом! – быстро ответил НШ. – Дайте им спокойно закончить – до последнего мазка. Только после доклада командира БЧ-2! Передайте командиру, если он еще у вас.
– Есть!
– Ну вот, – повеселел начальник штаба, потирая руки. – Ужинать будем на рейде. А может быть дадут «добро» двигаться в бухту Адонис, а? Я знаю, – и Александр Иванович, как мальчишка, заговорщицки наклонился в сторону Ляшенко и тихо, как о большой тайне, сообщил, – там стоит мой крейсер, старый утюг, на котором я старпомил почти шесть лет.
И он тихонько засмеялся, иронично, видимо, над тем, с какой нежностью было сказано им: «старый утюг».
– Сейчас, говорят, рассадник годковщины, – с искренним сожалением вставил въедливый стармор, а получилось, будто укорил.
НШ промолчал, деликатный Степаныч, чувствуя неловкость, решил ее загладить:
– Мозговая атака на проблему у вас идет мощная, но почему-то узким составом.
– Когда два офицера на борту имеют одно мнение – уже хорошо, – усмехнулся НШ. – а нас трое.
– Напоследок я расскажу вам одну историю, как наши молодые офицеры пробуют реализовать себя на все сто!
– Если успеешь, Степаныч, – шутливо строго предупредил НШ, посмотрев на часы.
– Я мигом… – но Степаныч вдруг задумался и стал очень серьезен, как поп перед молитвой.
– Давно было… Честно говоря, и не помню фамилию… Даже обидно. Ну ладно! Суть в том, у нас в соединении вдруг объявился отличный корабль. Ходит, стреляет – без послаблений! годковщины нет! Проверяли – все хорошо. А когда копнули глубже, за голову схватились. Организация службы противоречит уставу. За четыре месяца пока молодой командир БЧ-2 капитан-лейтенант заменял старпома – тот учился, потом отпуск – было введено столько новшеств, что они изменили экипаж до неузнаваемости. Врио старпома ничего не делал сам – он выполнял волю офицерского коллектива. А она, заметьте, была единодушной. Они приняли молодое пополнение, и на месяц отделили его от остального экипажа. Заявил потом комиссии в штабе; молодых угнетают не годки-злодеи, а собственная беспомощность на корабле… Мы открыли им корабль, у них выросли крылья – и они сделали его отличным!