…Михалыч явно не хотел мириться с блеклым настроением Лейтенанта и, видимо, отвечая на реплики за ужином, с насмешкой сказал:
– Вижу, поцапался крепко со старпомом… Одно слово – и мир для тебя погас!
– «Поцапались»… Слова – кровь души! Кто это сказал? – без тени улыбки громко спросил Лейтенант.
В группе офицеров у телевизора откликнулись сразу:
– Лейтенант, конечно! Собор номер три от… Правда, еще не успели запротоколировать!
Грянул смех, смеялся и Михалыч. А Лейтенант строго поднял палец, и серьезно отчитал Бакина:
– Поцапались… Я открыл феномен параллельной реальности. Мы все – явление его воли, не больше. Ты морячишь, кораблем занят, мир сберегаешь – а для него ты, извини, кусок дерьма… И при случае он тебя выбросит. Поход все спишет, сам понимаешь… Мы в походе? Нет! Он в походе, а мы в проходе.
И он рассказал о стычке на ходовом, о негласном прозвище Лацкого – «америкашка!
Михалыч морщился, пыхтел, но уже не улыбался, и другие притихли, а Маренов не согласился:
– Зачем смотреть так далеко, Николай Владимирович!
– Новости! – объявил кто-то от телевизора. Командир ракетной батареи Ребров, сидевший рядом с Шульцевым, прогремел своим низким голосом:
– Сейчас вам покажут, как и зачем ходят в походы, пока вы в слова играетесь.
Ребров приметная личность в экипаже. Внешне схож с бардом Высоцким: прямые волосы, которые не любил стричь коротко, выпуклый лоб и удлиненное лицо, небольшой рост, а главное – низкий тембр голоса, правда, без хрипотцы. Бескомпромиссный характером человек. Одним тоном разговаривал и с матросами, и с адмиралами. Природу этой смелости знали: отец Игоря Реброва – немалый чин в тыловых органах. По этой причине само нахождение его в экипаже, где хлебал негустые щи наравне со всеми, расценивали как подвиг. Ребров ненавидел все, что было связано с упоминанием американцев. Он их называл тепличными болванчиками, выращенными на крови и поте многих наций.
И теперь КРБ смотрел на экран, играя желваками, взглядом киллера, который еще не получил команды «фас». Показывали все те же грозные картинки военных приготовлений, но многим уже не верилось, что эта армада будет пущена в дело.
– Какими глазами смотрит на зубатую пасть старпом, если он… феномен… – процедил сквозь зубы Ребров.
Направление разговора не понравилось командиру БЧ-2. У него и у начхима сложились рабочие отношения со старпомом в повседневной службе. Орефьев как общественный дознаватель находил полное взаимопонимание, они дружно распутывали сложные ситуации внутрикорабельной жизни. Единственный, кого старпом называл по имени – «Слава». Поэтому ответная тирада Михалыча оказалась довольно резкой: