– Значит, бить будете или на других пацанах устали? – зло усмехнулся Олег. – Давай начальник, мы к любому обращению привыкши…
– Только не бейте по голове, а то я по углам писать буду, – начинает канючить Килька.
– Всех в обезьянник, – устало скомандовал дежурный и его большой кадык подскочил несколько раз вверх. – Сейчас приедет следователь… пусть он и разбирается с этим табором.
– Зачем в обезьянник? – ноет маленький Никита.
– А ты хотел в дельфинарий? – кривит рот дежурный.
Под бдительным взором потного и толстого сержанта пацаны подходят к КПЗ (камера предварительного заключения), в народе просто – «обезьянник». С дальнего кабинета слышно: «Только не бейте… всё подпишу. Сделаю всё, что хотите».
Сержант открывает клетку и заталкивает ребят внутрь. «Рукам воли не давай, педофил», – орут пацаны, но уставший милиционер не обращает на крики внимание. Дав последнему мальчишке ногой под задницу, он ожесточённо лязгает металлической дверью. Затем навешивает замок и уходит, тяжело волоча ноги.
Ребята медленно оглядываются и кучкуются в углу. В этой большой комнате решётками выгорожены три клетки, размером примерно три на четыре метра каждая. В одной сидят несколько женщин вокзально-ханыжного типа. В другой, пятеро мужиков самого разнообразного вида и возраста. В третьей, куда заключили пацанов, на скамье сидит парень, лет тридцати. С виду блатной. Каким-то нервно-цепким взглядом он внимательно разглядывает сбившихся в стайку мальчишек. Так проходит минут пять.
– За что замели? – резко спросил парень.
Ребята молчат.
– Вы что глухие? В уши долбитесь?
– «Ля у ля», – за всех отвечает Олег.
– В натуре… не понял.
– Это по-китайски – «Беспредельничают менты».
– Меня знаете? – спрашивает парень. Не дождавшись ответа, сам же и отвечает. – Я Корыто.
– А по нам… хоть ведро, – оскалился Олег.
– Чё такой дерзкий? Следи за базаром, волчара, а не то…
– А не то, что…
– Ливер выдавлю, – зло зашипел блатной. – Ты по ходу не всосал, чушок немытый. Жируешь не по масти, левый базар разводишь, а меня многие знают. Я бродяга конкретный, за спиной косяков нет. Мазу правильно держу. Меня менты сутки прессуют, расколоть не могут.
Немного помолчав, он вновь внимательно осматривает ребят, словно это чернокожие невольники на рынке.
– Что стоишь, булки жмёшь, – кивнул он Никите. – Двигай сюда, малёк.