Единственной по-настоящему поразительной деталью моей внешности были волосы. Они ниспадали мне на плечи нежными волнами такого цвета, который большинство людей не считали натуральным. Огненно-рыжая шевелюра была столь яркой, что на улице на меня обычно смотрели внимательнее, чем на других. В принципе, у меня не было проблемы оказываться в центре внимания, но иногда было разумнее оставаться невидимой. Несколько попыток перекрасить волосы никак нельзя было назвать успешными. Рыжину невозможно было приручить, и, вне зависимости от того, черную или коричневую краску я использовала, хоть одна прядь всегда просвечивала ярким природным цветом.
Выйдя из комнаты, я оказалась в коридоре и тихо зашагала в сторону лестницы. Крадущаяся поступь была совершенно ненужной мерой предосторожности, поскольку тетю Бетти, вероятно, не разбудил бы и духовой оркестр. Впрочем, даже если бы тетушка и проснулась, она через пять минут забыла бы об этом инциденте из-за своей деменции. Единственной причиной, по которой я временно переехала к ней, – если, конечно, не считать того, что мне приходилось копить деньги на университет и не хотелось тратить их на проживание в отеле, – была ее потрясающая кофеварка.
Спустившись по скрипучей лестнице, я оказалась в узкой прихожей. Тете Бетти, которая на самом деле приходилась родной теткой моей матери, а вовсе не мне, было уже за восемьдесят, и она все еще жила одна в двухэтажном доме на окраине Инвернесса. Я понятия не имела, как ей удавалось (при ее-то деменции!) ходить по магазинам или содержать в относительном порядке дом до того, как я поселилась здесь и стала выполнять за нее всю домашнюю работу.
В прошлом родители часто предлагали тете Бетти оплатить все расходы на дом престарелых, но та всегда отказывалась. Что ж, теперь мама с папой были мертвы, а мне нужен был приют. Времена изменились. Хотела моя двоюродная бабушка того или нет, я все равно позвонила в службу социального обеспечения и попросила приставить к ней сиделку, когда я перееду в Эдинбург.
Сняв с крючка горячо любимую кожаную куртку и надев удобные высокие сапоги, я вытащила из глубин шкафа для обуви свою древнюю спортивную сумку, а затем наконец вышла из дома.
Дождь прекратился, но небо все еще было затянуто облаками. Направившись к покосившемуся сараю, я толкнула дверь, аж закряхтев от натуги. Порывшись в кармане куртки, рука нащупала ключ, и я улыбнулась при звуке знакомого сигнала, прежде чем вспыхнули фары «Харли».