ПАРЕНЬ
Ни хуя вы нажрались! (Он медленно идёт к остановке трамвая, шатаясь и скользя на гололёде.)
Наконец после титанических усилий Гарик и Костя встают. Они очень медленно, держась за стены домов и заборы, скользя и поддерживая друг друга, изредка падая в снег, перемещаются к дороге. Подойдя к светофору, они видят, как их недавний знакомый ползёт на карачках через дорогу, потеряв шапку, к остановке трамвая. Машины объезжают его и обходят переходящие дорогу люди. Они обалдели от этой картины. Опять поскальзываются и валятся под светофор.
И это было только начало. Путь домой был нелёгок. Последние кварталы Гарик уже не мог встать. Он полз на коленях. Он потерял шапку, перчатки и портфель.
В те времена не было ни газа, ни центрального отопления. Дома топились углём и дровами. И узкие тротуары не посыпали песком от гололедицы. Их посыпали золой из печек. Гарик полз по этой золе, стирая брюки до дыр. Последние брюки. Когда он наконец дополз до своей калитки, долго не мог встать. Казалось бы, он уже подтянулся по деревянным воротам, но неведомая сила кидала его из стороны в сторону, и он валился в сугробы палисадника вновь и вновь. Снег набился за шиворот, таял и стекал по телу холодными струями. Гарик открыл калитку и упал на входе. Его дом был в глубине двора. Он полз к нему, и соседи видели в окна эту картину. Ему было всё равно. Он подполз к дому. Его дико мутило. Он не стал вваливаться в дом. Решил проблеваться и, шатаясь, держась за деревья, переместился за дом, в сад. Там стоял деревянный сортир. Гарик ввалился в него. Его начало рвать. Он провёл над очком целую вечность. Всё было вырвано. Но организм всё делал судорожные попытки вывернуть ещё что-нибудь из желудка. От непрерывных спазмов болело горло и всё внутри. Он надорвал диафрагму. Изо рта текла бурая жидкость. Гарик думал, что это кровь. Но это была желчь. Нечем было рвать, и он вырыгивал желчь. Ему было дико плохо. В глазах всё рябило. Как в телевизоре без антенны. Он видел реальность как белый шум.
Гарик лёг прямо в сортире. Кружилась голова. Неизвестно, сколько он провёл тут. Ему стало дико холодно, била крупная дрожь. Он насилу встал и, держась за деревья, поплёлся домой. Из последних сил он подошёл к дверям дома, и его глаза перестали видеть. Он жил с бабушкой. Видимо, она что-то почувствовала и вышла на улицу. Она увидела дикую картину. Внук стоял под дверью в распахнутой куртке, весь мокрый. Он шатался и дико выл, как собака. Изо рта текла бурая жижа. Эта жижа пропитала всю белую рубашку на груди до пояса. Гарик стоял с широко открытыми глазами, но в них были одни налитые кровью белки. Зрачки закатились вверх под веки. Именно поэтому он перестал видеть. Картина была жуткой. Бедная бабушка увидела его и упала. «Эх-х-х, – подумал, Гарик. –