«Надеюсь, он не наделает глупостей», – подумал кардинал и, достав чистый листок бумаги, начал писать письмо сыну.
И начиналось оно так: «Сын, держись как можно дальше от Проклятых земель…»
* * *
Я стоял на носу корабля под названием «Рассекающий» и смотрел на бушующее море, волны которого вздымались практически до самого борта.
– Уверены, что не хотите отправиться в каюту? – послышался голос у меня за спиной.
Обернувшись, я увидел капитана этого корабля. Седого мужчину в годах того же возраста, что и Луи Бриан, который тоже присутствовал на небольшом и резвом бриге, звали Энзо. Он имел кличку Окорок.
А всё из-за того, что у него не было одной ноги. Вместо неё у старого моряка была обычная деревянная палка, и передвигался он по палубе благодаря клюшке.
Причём довольно бодро.
Бодрее, чем большинство молодых матросов на «Рассекающем».
– Да, – ответил капитану. – Не знаю почему, но мне нравится. – Я улыбнулся, а затем снова посмотрел на волны, каждая из которых, казалось, захлестнёт наш небольшой бриг.
– Хе-хе, в вас дух моряка, – довольным голосом произнёс Энзо.
– Возможно. – Я пожал плечами.
– Так и есть, – крякнул моряк и достал из внутреннего кармана просоленного военного мундира трубку, которую сразу же забил табаком и закурил.
Уверен, что капитан «Рассекающего» не состоял на службе очень давно, но при этом продолжал носить мундир, который, скорее всего, был ему дорог.
– Раньше служили на службе короны? – спросил я.
– Было дело, – ответил Окорок, выпуская изо рта облако табачного дыма.
– Не понравилось? – поинтересовался я, и на его губах появилась грустная улыбка.
– Не сошёлся мнением с вышестоящим по званию, – ответил он, глядя куда-то вдаль.
– Ясно, – сказал я и тяжело вздохнул. – А дальше?
– Всё просто: трибунал, пьянство, нищета, – спокойно ответил он, выдыхая облако сизого дыма.
– Но мундир вы так и не выкинули.
– Хе-хе, свой выкинул, – крякнул Окорок. – Вернее, сжёг. Этот – отца.
– Получается, вы потомственный моряк?
– Да, но я надеюсь, отец не видит, что стало с его наследием, – в голосе моего собеседника прозвучали нескрываемые нотки горечи.
Я внимательно присмотрелся к мундиру, хоть это было и сложно сделать из-за того, что его не мыли, наверное, с момента, когда отец этого человека умер, и заметил на нём герб в виде осьминога, щупальца которого удерживали большой якорь.