Но в прошлом году случилась неприятность.
Ближайший к нам дом выкупила мерзкая семейка. Мои, так сказать, земляки из Нью-Йорка. Если я никогда не хвасталась, что из большого города, то эта пара выворачивалась наизнанку, чтобы показать это.
Моя мама со своим зловредным характером, конечно же, не упустила шанса их унизить. Мы заехали в маленький магазин по пути к тёте, чтобы купить булочек с корицей у старика Томаса и подоспели как раз в самый разгар пафосного диалога супружеской пары.
– Посмотри, Генри, я не знаю, как мы здесь выживем, – обратилась к супругу выскочка, скривив страдальческую мину. Жена из Нью-Йорка выглядела так же нелепо, как их автомобиль на фоне нашего. Казалось, она нацепила все украшения из дома и одела вечернее платье черного цвета в полуденную жару.
– Эти булки, – с отвращением тыкнула пальцем «эстетка», – совсем чёрствые.
– Слушай, парень, – обратился Генри к дядюшке Тому, – мы из Нью-Йорка, не обращай внимания на мою жену, она привыкла к другому сервису.
Пухлый мужик был действительно в дорогом пиджаке. Правда, на несколько размеров меньше, из-за чего, вероятно, он и дышал с хрипами, покрывшись бардовыми пятнами. Он постоянно ёрзал, видимо, из-за того, что туфли были тоже малы, зато из крокодильей кожи.
– Понимаешь, о чём я? – произнёс он деловито, вытирая мокрый лоб платком.
Дядюшка Том совсем не понимал, о чем он. Он тоже вытирал грязным платком мокрый лоб и беззвучно таращился на пару.
– Это грязное подобие сервиса! – театрально закатив глаза, вскрикнула «избалованная» жена. – О, я этого не вынесу!
– Здравствуй, Томас! – громко поздоровалась с продавцом мама. Я уже узнала эти металлические нотки в голосе и профессиональную растяжку каждого слога. Я невольно вжала голову в плечи. – Будь добр, дюжину булочек с корицей.
Мама медленно прошла вперёд, слегка подвинув главу семьи приезжих рукой. Неспешно достала шелковый платок из сумочки, вальяжно протёрла шею и бросила платок в урну.
Дядюшка Томас покорно засуетился за прилавком. Мама обернулась на горе-семейку и окинула их долгим оценивающим взглядом.
Лицо мужа побагровело и стало ещё более неприятным. Жена, казалось, перестала дышать и уставилась на маму, с иголочки одетую даже для Нью-Йорка.
Продавец протянул пакет, мама отдала купюры.
– Доброго дня, Томас, сдачи не надо, – протянула мама.