Дед наливает по второй.
– Да, девку мою обидел.
– Что ж, за это человека жизни лишать?
– Не человек был. Гнида. До меня троих со света сжил. Одного так сам и застрелил. Я бы его не убил, – он бы меня убил. Так лучше – я его.
Дед опрокидывает стакан себе в рот, и в один глоток поглощает водку. Пью и я. – Я по молодости силушку-то имел. Бывало, поздоровкаюсь, руку подам, а другой рукой возьму приятеля за голову да через наши руки-то и переверну. Шутил. Дед наливает по новой. Я едва сижу на табурете. Мотает. Закуску Прохор забыл выставить. Он будто услышал мои мысли. Достает из стола соленые огурцы, вареную картошку, хлеб.
– Закуси. Я поймал этого попёшку за шиворот, как куренка, башку – на чурку, и топором отрубил. Поганую.
Прохор помолчал. Мне показалось, и забыл обо мне. Потом сходил в коридор, принес еще бутылку.
– Четырнадцать лет на каторге камни ворочал. Думал там и сгнию. Большики, как власть взяли, узнали: за попа отбываю. Волю дали. В сорок первом хотел на войну пойти. Я охотик. Белку в глаз стрелял. И на немца бы охотился.
Мы снова выпиваем.
– Так что не пошел?
– Начальник сказал, мол, старый ты дед. Тебе шестьдесят семь лет. Да это бы ладно. Добровольцы всякие бывают. А вот грыжа у тебя, от каторги.
Тут никак нельзя.
– А ты только на белку охотился?
– Нет. По молодости я любил на медведя один ходить. Без ружья. Ружья не было. Дорогие были ружья. Рогатина, да нож большой. Медведя по осени завалишь. Он жирный по осени-то. Мясо – на всю зиму.
И тут… явилась бабка Анна. Я ретировался. Поднялся, и тихонько вышел. А деду Прохору, полагаю, крепко досталось. Уходя, слышал, как он жалобным голосом несколько раз пробасил что-то про "радиво"…
А любовь?
В девяносто пятом году у меня был слушатель. Марк Подольский.
– Марк, расскажи, пожалуйста, кратко свою биографию.
В семь лет пошел в школу. Учился ровно, по всем предметам. Но больше нравилась литература. Кстати, сразу после школы женился. На учительнице по литературе. Правда, через три месяца развелся. – Почему?
Он помолчал. Потом с тихой задумчивой улыбкой.
– Ошибся. Принял эрекцию за любовь.
– А сейчас?
– Что сейчас?
– Ты ведь женат.
– Деловой союз. Не более.
– А любовь?
– Это то же, что счастье. Идеал. Существует только в воображении. Пятое марта. Пятница
Метро. Вторая половина дня. То и дело мелькают представительницы прекрасного пола с букетами. Через полчаса уже как бы и норма. Привык. Вдруг на встречном эскалаторе мужик лет пятидесяти. Угрюмый. Челюсть – вперед. В руке букет красных роз. Только он проехал, на том же эскалаторе молодая блондинка с букетом тюльпанов. Разговаривает по мобильному, пытается что-то объяснить. И … рыдает. Парами ступенек выше – опять молодая. Тоже с букетом. Тоже разговаривает по мобильному. Хохочет. Аж ногами притопывает. Чуть позже – третья. Букет торчит из сумки. Сумка на плече. Обеими руками держится за поручень. Ее изрядно мотает.