– Привет, Женька! – увидел Михаил знакомые сосульки черных волос из-под шапки с помпоном. Женька стоял на крыльце магазина и пинал снег. Он широко улыбнулся в ответ, но тут же испуганно сомкнул губы.
– Женя… – Михаил не удержался, потянулся рукой к мальчишескому рту, поднял пальцем тонкую губу, оголив красные дыры вместо золотых зубов. Женька вывернулся и прытко побежал по улице. Михаил остался в растерянности. Женькины зубы, конечно же, не были выполнены из золота, и тот, кто попытался сдать их на лом, наверняка был очень огорчен.
В желтом сумраке сельского магазина у прилавка с шоколадками стояла Лера. Кроличью шапку она держала в прямой расслабленной руке, лбом лежала на грязном стекле, грустно смотрела на ценники под цветными прямоугольниками. От ее светлой косички осталось несколько желто-черных клоков. Волосы выглядели словно подпаленными поднесенной зажигалкой. Пока Михаил в молчаливом ужасе осматривал ее перегоревшую голову, она натянула на нее шапку и выскочила на улицу.
– Девчонка сладкого хочет, – сказала тучная продавщица, – а денег мать не дает, да с чего давать?
Михаил оплатил несколько плиток «Альпенгольда», попросил отдать Лере, когда та снова зайдет, купил деревенского молока, спросил про яйца, но продавщица помотала головой, посоветовала купить их у Воронцовых.
В доме родителей Кузи Михаилу продали и яйца, и домашнюю сметану, предлагали и чай с разными вкусностями. Сам Кузя все это время тихо сидел на ступеньке лестницы, ведущей на чердак.
– Молчит все, – сердито прокомментировала его поведение Воронцова. – Уже, поди, две недели молчит. Может, сломался? Посмотрели бы вы.
Михаил подошел к Кузе, осмотрел его. Мальчик выглядел неряшливо, словно вещь, за которой плохо ухаживают: коросты грязи в ушных раковинах, грязный нос, колтуны в поблекших кудрях, смятая одежда.