И вдруг он шевельнулся. Глаза его дрогнули, медленно открываясь, и в них мелькнул отблеск сознания – тёмный, как ночное небо, но живой. Сон-а замерла, её дыхание на миг прервалось, и она невольно отстранилась, словно защищаясь от этого взгляда, что вторгся в её уединение. Он попытался приподняться, но слабость вернула его на скамью, и тихий стон вырвался из его груди.
– Где… я? – голос его был хриплым, словно высохший ручей, но в нём звучала сила, ещё не сломленная болью.
Сон-а молчала мгновение, собирая слова, что казались ей такими чужими в этой хижине, где она привыкла говорить лишь с лесом.
– Ты у меня, – наконец ответила она, и голос её был мягким, но с едва заметной дрожью. – Я нашла тебя у ручья. Ты ранен.
Он моргнул, будто пытаясь сложить её слова в смысл, и медленно кивнул.
– Меня зовут Ён-джин, – произнёс он, и имя его упало в тишину, как камень в воду, оставляя круги на поверхности её мыслей. – Я бежал… из столицы. Там… меня хотели убить.
Сон-а вгляделась в него, и в её глазах мелькнула тень настороженности. Столица была далёким миром, о котором она знала лишь из рассказов матери – местом шума, интриг и жестокости, так непохожим на её лес. Что привело его сюда? И почему его слова звучат так, будто он нёс в себе груз, о котором она могла лишь догадываться?
– За что? – спросила она тихо, почти шепотом, словно боялась, что ответ разрушит хрупкий покой её дома.
Ён-джин отвёл взгляд, уставившись в потолок, где тени от очага танцевали медленный танец.
– За идеи, – сказал он, и в голосе его проступила горечь. – За слова, что я писал… Они назвали это изменой. Я бежал, чтобы жить.
Её сердце сжалось, но не от страха, а от странного узнавания. Он тоже был отвергнут, как и она, хоть и по-иному. Их миры, такие разные, пересеклись здесь, в этой хижине, и в этом было что-то необъяснимое, почти судьбоносное. Сон-а опустила взгляд, пряча свои мысли, и поднесла ему ещё немного отвара.
– Пей, – сказала она, и голос её стал чуть твёрже. – Тебе нужно восстановить силы.
Он послушался, сделав глоток, и их взгляды встретились – её настороженный, полный вопросов, его уязвимый, но цепкий, словно он искал в ней что-то большее, чем просто спасение. Тишина легла между ними, тяжёлая и живая, и в этой тишине родился первый намёк на взаимный интерес – тонкий, как нить паутины, но уже ощутимый. Сон-а отвернулась, занявшись очагом, но чувствовала, как его присутствие заполняет её дом, её мысли, её одиночество. А Ён-джин, лёжа на скамье, смотрел на её тонкую фигуру, и в его ослабевшем теле теплилась искра любопытства к этой женщине, чья песня и руки вернули ему жизнь.