После сдачи экзамена декану учёба пошла на лад, преподаватели стали воспринимать меня всерьёз, а во мне проснулся азарт покорить эту вершину. Поначалу мы с мамой сдавали примерно один экзамен в месяц, но внезапно я решила ускориться. Мы приезжали на филфак, я подходила к расписанию на неделю и смотрела на него, как Кутузов на военную карту. Я выискивала «окна» нужных мне преподавателей и выбирала удобный день, чтобы нанести удар – сдать экзамен и пару зачётов. Начав учиться в сентябре, уже к декабрю я поняла, что смогу в мае идти на «госы».
План был авантюрный, но я ничего не теряла. Поэтому решила попробовать. К тому же мне не терпелось получить диплом и устроиться в библиотеку. Год назад отвращение к экзамену по истории КПСС затуманило мой разум. Когда же я осталась без друзей – Олега и Козловой, – возвращение к учёбе наполнило мою жизнь смыслом. Я снова загорелась мечтой работать в храме книг, мне так захотелось получать зарплату. О, это сладкое слово – зарплата!
Внезапно в моей жизни появилась новая знакомая – Елена. Она была болезненной, бледной, немного нервной. Лена очень хотела ребёнка, но у неё не получалось. Познакомились мы с ней на «целительных» сеансах. Тогда «кашпировские-чумаки» мелкого разлива расползлись по стране и собирали в кинотеатрах страждущих, исцеляя их своим присутствием на сцене.
Естественно, мама обожала ходить по таким сеансам. На одном из них, ведя сложную дискуссию болящих всех времён и народов «помогает – не помогает», мы и познакомились с доброй, нервной Леной, которая однажды произнесла судьбоносную фразу:
– Я хочу тебя познакомить с одним интересным человеком. Мы к вам в гости придём, можно?
Так я познакомилась с Леонидом Пугачёвым.
Он был «целителем» и лечил руками. Благо по телевизору показали, как это делается. Конечно, мы свято верили, что у него «дар», который помогает. Леонид приходил к нам на дом и непосредственно в квартире устраивал свои «сеансы». Ещё он меня учил танцевать. Требовал включить музыку, брал меня за руки и делал со мною какие-то танцевальные движения. Это было весело. Я смеялась. Мои глаза горели. И он решил, что я в него влюблена, о чём и сообщил моей маме.
Пугачёв жестоко ошибался, ибо я страдала по Жене Осколкову. Тихо и безнадёжно, как я обычно это делала. Разочаровывать Пугачёва я не стала.